— Доброе утро, Фредди.

Голос звучал сурово, но было совершенно очевидно, что под напускной важностью не скрывается ничего существенного. По сути дела, Тигвуд был ничтожеством, играющим им самим придуманную роль. Такое встречается не так уж редко, и не всегда следует таких людей осуждать. Что еще он мог поделать? Красться по жизни, бить себя кулаком в грудь?

Я уже давно привык к центру для престарелых как переменной части местной жизни. В то утро, во вторник, я задумался, сам ли Тигвуд создал этот центр, на что он живет, не на собранные ли пожертвования, и если так, то не следует ли Пиксхиллу воспротивиться? Здесь постоянно можно было встретить старых лошадей, дремлющих на солнышке. Дело в общем-то стоящее, если помнить о милосердии.

— Привет, Лорна, — сказал Тигвуд.

— Джон, дорогой мой. — Лорна клюнула его в щеку где-то поверх жиденькой бороденки, огибавшей острый подбородок.

Даже бороденка у него, подумал я, стараясь сдержать раздражение, ни то ни се. Как и его тонкая шея с острым кадыком. Но ведь это не его вина.

— Чем могу служить, Джон? — спросил я, поприветствовав его.

— Подумал, мне стоит поехать с Лорной, — возвестил он. — Семь лошадей... две пары рук лучше, чем одна. Это твой водитель?

Лорна бросила быстрый взгляд на Азиза, внезапно усомнившись, что ей так уж нужен Джон, но маленький пузатый недоносок уже все решил, явился одетым для путешествия, и спорить с ним было бесполезно.

— Как мило, — сказала Лорна без всякого воодушевления.

— Путь неблизкий, — как бы между прочим заметил я, — пора бы и двигаться.

— Да, да, конечно, — сказал Тигвуд, суетливо принимая на себя руководство операцией. — Поехали, водитель.

— Его зовут Азиз, — подсказал я ненавязчиво.

— Да? Тогда поехали, Азиз.

Я посмотрел, как эти два абсолютно несовместимых человека залезли в кабину вместе с защитницей старых и обездоленных. Азиз мрачно взглянул из кабины в мою сторону, и я понял, что если у него и были какие надежды на приличный день, то они улетучились. Я понимал его, как никто. Ни за что не захотел бы поменяться с ним местами.

Пока Азиз умело разворачивался и выезжал со двора, я припомнил, что именно под этим девятиместным фургоном находится тот магнит, что обнаружил Джоггер. Я надеялся, что те гвозди в куске дерева, изолирующего магнит, до сих пор держатся, и не предупредил о магните Азиза. Не сказал, чтобы он присматривал за посторонними, пытающимися залезть под фургон. Мне трудно было себе представить, что кто-то пойдет на все эти ухищрения на дистанции между Йоркширом и Пиксхиллом, так как все что угодно значительно проще доставить машиной.

Вслед за Азизом через пять минут уехал Харв, чтобы успеть забрать двух рысаков на бега в Челтенгем. Еще один фургон уже ушел туда же, а два отправились в аэропорт Бристоля, чтобы забрать там ирландских лошадей, прилетевших на скачки на Золотой кубок. Три других фургона перевозили племенных кобыл. Неплохо, особенно если учесть обстоятельства.

Я вернулся в контору, где Роза и Изабель в отчаянии разглядывали пустые экраны компьютеров и без конца спрашивали меня, что им делать.

— Пишите письма старым: способом, на машинке, — предложил я.

— Вероятно, придется, — с отвращением заметила Изабель.

— Мастер обещал завтра прийти, — успокоил я ее.

— Чем скорей, тем лучше.

Тигвудова коробка для сбора пожертвований стояла у Изабель на столе. Я поднял ее и потряс. Результат был неутешительным, судя по звуку, там болталось не более трех-четырех монет.

— Мистер Тигвуд вынимал оттуда деньги на прошлой неделе, — сообщила Изабель. — Не больно-то много там и было. Он сказал, что мы должны быть щедрее.

— Может, и должны.

Я отправился на моей «рабочей лошадке» в Ньюбери и отдал пленку, на которую снимал Джоггера, в срочную проявку, а также забрал заказанный мною словарь рифм. Честно сказать, я такого словаря раньше и в руках не держал, поэтому пока я сидел в машине на стоянке, дожидаясь, когда будет готова пленка, то ради интереса полистал его. Прежде всего я обнаружил, что рифмы там расположены не в обычном алфавитном порядке, а начинаясь с гласных.

«Анна, — прочел я. — Ванна, манна, саванна...»

«Еда — беда, вода, года, города...»

«Ор — двор, мор, сор, хор...»

Там были сотни, тысячи рифм, и все совершенно бесполезны. Я понял, что мне следует иметь криптограммы Джоггера перед глазами, а не просто держать их в памяти. Вдруг, если они будут у меня перед глазами, меня и осенит светлая идея при чтении чего-нибудь вроде «урюк — жук, сук, паук, сундук...».

И еще надо помнить, подумал я в отчаянии, что в джоггеровском кокни «сейчас» вполне могло звучать как «щас», а «маленько» как «маненько» и что он мог проглатывать окончания.

Захлопнув словарь, я забрал печальные фотографии, рассказывающие о его смерти, и поехал домой, чтобы немного прибраться и приготовить комнату для сестры, что означало застелить постель и открыть окна, чтобы впустить внутрь то, что март может предложить в качестве свежего воздуха.

Я нарвал немного нарциссов и поставил их в вазу. Точно в полдень прибыла Лиззи.

Она прилетела в прямом смысле этого слова, спустилась ко мне с небес на вертолете.

Лиззи принадлежала одна четвертая часть маленького «Робинсона-22», единственная роскошь, которую она себе позволила и на которую истратила свою долю наследства. С моей точки зрения, этот вертолет для нее был тем же, что для Роджера яхта, а для меня скачки. Это был способ, избранный старшей сестрой, сказать нам, что если мальчики могут забавляться игрушками, то и девочки тоже. В детстве она научила каждого из нас по очереди, как собирать железную дорогу и пользоваться ею. Она научила нас играть в крикет и лазила по деревьям, как кошка. Когда она была подростком, мы вместе ходили в темный лес и спускались в страшные пещеры. Она защищала нас и врала, если мы что-то делали не так. Благодаря ей мы выросли, понимая, что мужество может проявляться по-разному.

Она заглушила двигатель и, когда винт остановился, спрыгнула на землю из маленького стеклянного пузырька и направилась прямиком ко мне.

— Привет, — сказала она. Миниатюрная, легкая, худощавая, довольная жизнью. Я обнял ее.

— Обед приготовил? — спросила она.

— Нет.

— Вот и хорошо. Я тут кое-чего с собой привезла. Она вернулась к вертолету и вынула из кабины сумку, которую мы вместе отнесли в дом. С пустыми руками она никогда не приезжала. Поэтому я ничего не готовил к ее приезду, разве что ставил в холодильник бутылку шампанского. Я откупорил шампанское и налил ей бокал. Она удобно устроилась в кресле и отпила глоток пузырящегося напитка, одновременно заботливо меня разглядывая.