была способна: – Ни я ни мои предки не совершили ничего предосудительного! Они были честные труженики и не нужно пачкать их честное имя. Я прожила долгую жизнь и мне не стыдно ни за один прожитый день! Ни за один!

– Давайте уедем, Элизабет, у нас еще есть время. Нужно уехать, спасти всех, кого можно. – Арнольд Гривс шептал и его шепот сливался с порывистым ветром – я предлагал всем, всем кого еще можно спасти, вы благоразумный человек, вы прожили долгую жизнь, нельзя здесь оставаться, совсем мало времени…

– Я думаю – вы нездоровы, Арнольд, я не хочу продолжать больше этот разговор, вы нездоровы

– Танцующие кажутся безумцами тем, кто не слышит музыки.

– Мне пора, мистер Гривс, не провожайте меня.

Бетси Маккалистер торопливо застегнула свою сумочку и поспешила к зданию пансиона. Солнце палило немилосердно, на небе не было ни облачка, но ее защищали густые кроны вековых деревьев.

Срок контракта Руперта Чарнсворта подходил к концу. Немало было сделано за столь долгий период, не все попало в официальную статистику, но собственники бизнеса никогда не имели с ним никаких проблем. Исполнительный, стрессоустойчивый, он был идеальным проводником их воли и приложил немало усилий, чтобы столь непростое дело, как уход за пожилыми, приносил стабильный постоянный доход и репутацию социально ответственного бизнеса. Настоящий талант, что и говорить, но в последнее время Руперт немного отстранился от жизни пансиона. Он сидел у себя в кабинете целыми днями, пил виски и смотрел на падающий снег. Все бумаги были готовы, чемоданы собраны, билеты на самолет куплены. В Торонто шли поиски преемника, но это его не сильно волновало. Пару лет он сможет пожить бездельником в Эквадоре, как давно мечтал, а затем возможно купить какой-нибудь крохотный бар на побережье и поработать в свое удовольствие на себя, если захочет. Всю жизнь работать на кого-то и вот уже через несколько дней отправиться в свободное плавание. Необычные ощущения чего-то неизведанного. Страх и радость. А пока апатия, апатия, апатия, время на чемоданах тянется медленно. Делами в это время всецело заправлял Гарри Джонс. По сравнению с летним сезоном, добавилось немало забот, связанных со здоровьем постояльцев, традиционные зимние задачи по отоплению корпусов, чистке территории и подъездных путей, все это и многое другое легло на Гарри. Он не роптал, в тайне надеясь что удастся побороться за кресло Чарнсворта и если бы акционеры знали о существовании Гарри и его тяжелой работе, возможно у его надежды и были бы какие-то практические основания.

Еще один вечер на работе подходил к концу. Руперт медитировал, глядя на опустошенный стакан, стоявший на столе, когда-то давно он очень любил музыку и собрал неплохую коллекцию винила и акустику, но целую вечность ничего не включал. Просто не хотелось. Доктора называли это эмоциональным выгоранием, Гарри Джонс называл это менее грациозно. Руперт старался не думать об этом. Все это барахло останется следующему директору, он не упаковал с собой ни одной пластинки из того, что когда-то с такой любовью собирал. Больше всего Чарнсворт боялся того, что, приехав на новое место, быстро разочаруется в своей хрустальной мечте, тогда у него не останется ничего. Ничего кроме денег. Деньги пока еще грели душу директора, поэтому он старался думать о них почаще, а еще о том, что где-то на Земле не бывает зимы, холода и снега. Гребаного снега… кажется опять начался снегопад.

Внезапно в дверь постучали. Это был аккуратный деликатный тихий стук, как если бы посетитель не хотел отвлечь обитателя кабинета от важных дел. Так обычно стучали постояльцы, сотрудники либо не стучали вовсе, как Джонс, либо делали это акцентированно и настойчиво. Пока Чарнсворт раздумывал не прикинуться ли частью мебельного гарнитура и не пересидеть столь нежеланное общение с очередным недовольным ужином стариком, как стук раздался снова. Он был уже громче и настойчивей – стало понятно, что общения не избежать. ...., вся идиллия к чертям собачьим – подумал Чарнсворт и вежливо произнес:

– Входите, открыто. – Официальный тон директора был холоден, как шапки снега на деревьях, перед окнами кабинета

Это был Арнольд Гривс. Он оказался изрядно взволнован, что само по себе уже было небольшим событием, более того он явно пришел для серьезного разговора. Годы работы с людьми подсказывали Чарнсворту, что его мирная жизнь кончилась пять минут назад, но в глубине души он отказывался верить своей интуиции.

– Что привело вас ко мне в столь поздний час, мистер Гривс? У вас какие-нибудь просьбы или жалобы?

– Видите ли, мистер… видите ли Руперт. Я до последнего надеялся, что можно будет этого избежать, но теперь я понимаю, что сидеть сложа руки, опустив голову, как принято говорить, в песок это плохая идея…

– Нельзя ли немного поконкретнее? – спросил Чарнсворт, с плохо скрываемым раздражением. Беспокойство в его душе начинало тлеть, но пока не принимало конкретной формы.

– Видите ли, Руперт, – повторил Арнольд – это довольно таки непростой вопрос, я как человек разумный понимаю, насколько это может странно выглядеть со стороны

– Ну и как “человек разумный” вы все же перейдете к делу?

– Что, если я скажу, что всем нам и сотрудникам, и гостям пансиона “Тенистые Клёны” угрожает опасность? Нет, не так. ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНАЯ ОПАСНОСТЬ и времени, чтобы предотвратить нашу гибель осталось совсем немного.

– Не могли бы вы уточнить, – что это за опасность? – Чарнсворт выглядел искренне озадаченным и его вид, впервые за долгое время практически полностью соответствовал внутреннему состоянию.

– Смертельная. Мы все умрем, если останемся в пансионе. Я разговаривал со всеми, со всеми, кто мог бы меня услышать, кто должен был меня услышать…

Поначалу Руперт и правда был сбит с толку, но, когда Арнольд начал нести околесицу про историю этого края, перемежая угрозы скорой расплаты, призывами к совести и экскурсами в относительно недалекое прошлое, как-то пожары 1972, 1921 и 1854 годов, какие-то убийства, самоубийства и прочая, Чарнсворт успокоился. Он слишком долго работал в системе ухода за пожилыми и за свою карьеру слышал вещи и позабористее. Конечно, историческая подкованность деда вызывала уважение, все-таки часы, проведенные в библиотеке и за компьютером, не прошли зря, но это не умаляло того факта, что старик просто спятил. Когда эта простая и самая логичная в данной ситуации мысль пришла директору на ум, его внутренний мир вернулся к прежней ленивой апатии. Он налил визитеру воды и “включил” один из своих профессиональных поведенческих шаблонов:

– То, что вы озвучили, мистер Гривс, очень необычно, моя профессиональная этика не позволяет спустить на тормозах ваше обращение, но вы должны понимать, что я не могу вот так объявить эвакуацию и вытащить три десятка пожилых людей в ночь, в мороз неизвестно куда. Мне нужно оповестить все специальные службы, провести совещания, выработать меры и план эвакуации.