такой резерв на свете? Есть: социалистический пролетариат на Западе».[165] Здесь очень характерно противопоставление свободы и социализма.

27 декабря 1917 г. (9 января 1918 г.) советскую делегацию возглавил Троцкий. Ленин сказал ему: «Для затягивания переговоров нужен затягиватель».[166] Такой и была одна из функций Троцкого в Бресте. Другая, не менее важная, заключалась в пропаганде на конференции идей мировой пролетарской революции, поскольку подробные отчеты о конференции публиковались в германских и австро-венгерских газетах, и таким образом выступления Троцкого с фактическим призывом к мировой революции становились известны местным рабочим.

Насчет возможности продолжать войну Ленин и Троцкий нисколько не заблуждались. Лев Давыдович вспоминал: «Когда я в первый раз проезжал через линию фронта на пути в Брест-Литовск, наши единомышленники в окопах не могли уже подготовить сколько-нибудь значительной манифестации протеста против чудовищных требований Германии: окопы были почти пусты». Троцкий надеялся, что германское командование не рискнет двинуть войска в бой против предлагающей мир советской России и рассчитывал, что революция в Германии грянет в ближайшие месяцы (потому большевики и затягивали переговоры). Он считал необходимым опровергнуть слухи о сговоре большевиков с германским правительством, распространявшиеся среди мировой социал-демократии. Для этого Троцкий изобрел формулу: «войну прекращаем, армию демобилизуем, но мира не подписываем». Ленин боялся, что немцы все-таки возобновят наступление. Троцкий заявил: «Тогда мы вынуждены будем подписать мир. Но тогда для всех будет ясно, что у нас нет другого исхода. Этим одним мы нанесем решительный удар легенде о нашей закулисной связи с Гогенцоллерном. – Конечно, тут есть свои плюсы. Но это слишком рискованно. Если бы мы должны были погибнуть для победы германской революции, мы были бы обязаны это сделать. Германская революция неизмеримо важнее нашей. Но когда она придет? Неизвестно. А сейчас нет ничего более важного на свете, чем наша революция. Ее надо обезопасить во что бы то ни стало».[167]

Троцкому удалось убедить в правильности своей точки зрения большинство членов ЦК. 27 января (9 февраля) советской стороне был предъявлен ультиматум. Германия требовала признать, что все оккупированные территории «впредь не будут подлежать территориальному верховенству России. Из факта их принадлежности к бывшей Российской империи для них не будут вытекать никакие обязательства по отношению к России. Будущая судьба этих областей будет решаться в согласии с данными народами, а именно на основании тех соглашений, которые заключат с ними Германия и Австро-Венгрия».[168] В тот же день государства Четверного союза заключили мирный договор с Украиной, признав ее независимость. Правительство украинской Центральной Рады, к тому времени изгнанное советскими войсками из Киева, обязалось поставлять Германии и Австро-Венгрии остро необходимое сырье и продовольствие в обмен на военную помощь. 28 января (10 февраля) Троцкий отверг германский ультиматум и официально объявил: «Отказываясь от подписания аннексионистского договора, Россия со своей стороны объявляет состояние войны прекращенным. Российским войскам одновременно отдается приказ о полной демобилизации по всему фронту».[169]

Германская сторона сочла, что отказ от подписания мира дает достаточно оснований для прекращения перемирия. 18 февраля немецкие и австро-венгерские войска начали наступление и быстро продвигались вперед, практически не встречая сопротивления. 24 февраля немцы заняли Псков, 1 марта – Киев, 3 марта – Нарву. На Украине интервенты 29 апреля свергли Центральную Раду и привели к власти генерала царской армии Павла Скоропадского, провозглашенного «гетманом всея Украины».

Петроград решено было не брать, поскольку сил для оккупации всей Европейской России у Германии и ее союзников не было, а по сравнению с хаосом предпочтительнее было иметь все же правительство большевиков, от которого ожидали поставок сырья и продовольствия и выплаты контрибуции золотом после неизбежного заключения мира. Теперь Троцкий всецело поддержал Ленина в вопросе о необходимости достижения мира любой ценой. 19 февраля советская сторона заявила о принятии прежних германских условий. Однако 21 февраля немцы выдвинули новые, гораздо более тяжелые. 3 марта новый глава советской делегации Григорий Сокольников подписал Брестский договор, отказавшись от каких-либо дискуссий по отдельным статьям. Германия удерживала за собой все оккупированные территории до заключения всеобщего мира, а Россия навсегда отказывалась от Польши и Прибалтики и должна была признать независимость Украины и Финляндии, где находились германские войска. Турции возвращались Батум, Ардаган и Карс. В дальнейшем немцы заняли также Крым и Ростов-на-Дону, а в конце мая по просьбе меньшевистского правительства вошли в Грузию, турки же вместе с азербайджанскими войсками в середине сентября заняли Баку. Кроме того, по дополнительному договору от 27 августа 1918 года Германия должна была получить контрибуцию в 6 млрд марок. В реальности ничего из этой суммы Германия не получила. Наоборот, золото текло в обратном направлении – из Германии в Россию, пусть и не в таком количестве.

Основные траты на Россию Германия произвела после победы большевистской революции 8 ноября 1917 года, но при этом деньги шли не столько на пропаганду, сколько на непосредственное финансирование деятельности правительства Ленина – Совета народных комиссаров.

С 8 ноября 1917 года немцы стали оказывать систематическую финансовую помощь большевистской партии, уже захватившей власть в Петрограде. Эта помощь оказывалась ими вплоть до октября 1918 года и составила, как говорилось ранее, до 60 млн. марок. По всей вероятности, фактически переданная сумма была несколько меньше, поскольку последний кредит в 40 млн. марок, открытый германскому посольству в Москве в начале июня 1918 года, не удалось полностью использовать из-за военного поражения и революции в Германии.

13 ноября 1918 года после капитуляции Германии Брестский мир был аннулирован. Ленин называл его «несчастным миром» и рассматривал как необходимую передышку для становления новой власти. На VII экстренном съезде партии, созванном 6 марта 1918 года для рассмотрения договора с Центральными державами, он убеждал своих товарищей: «Никогда в войне формальными соображениями связывать себя нельзя. Смешно не знать военной истории, не знать того, что договор есть средство собирать силы… Некоторые определенно, как дети, думают: подписал договор, значит, продался сатане, пошел в ад. Это просто смешно, когда военная история говорит яснее ясного, что подписание договора при поражении есть средство собирания сил».[170] Ленин был уверен, что скорая революция в Германии превратит Брестский договор в клочок бумаги, и не ошибся в расчетах.

Лозунг созыва Учредительного собрания – представительного органа, чьей задачей должна стать выработка формы государственного правления и конституции – присутствовал в программе Российской Социал-демократической партии с 1903 года, равно как и в программных документах партии социалистов-революционеров. В 1917 году в «Апрельских тезисах» Ленин от него отказался, выдвинув другой: «Вся власть Советам!» Лидер большевиков убедил своих товарищей, что Советы гораздо проще поставить под