И тут до меня внезапно дошло, что это конец нашей истории, что Юля сейчас уедет. Насовсем. И больше не вернется. Больше не будет ничего.

Вроде все правильно, вроде я сам вел нас к такому финалу и был готов ее отпустить, потому что в привычной жизни, для нас не нашлось бы места, но так скрутило, что не продохнуть.

Точно дурак. Еще и сентиментальный. Так ведь лучше, для всех. Разойдемся без глупостей, без проблем, которые непременно возникнуть, если скинуть маску. Между нами сейчас нет притворства…если не считать мой маскарад. Но он на пользу. Он убирает неловкость и меркантильные мотивы, позволяет быть самим собой. И мне, и ей.

Это же здорово. Да?

Должно быть здорово, поэтому улыбнулся широко, от уха до уха, так что еще миг и ряха бы от усердия треснула:

— Спаситель твой приехал, — и, видя полный недоумения взгляд Гриши, пояснил, — У Юли машина заглохла. Пришлось мне ее у себя приютить до твоего приезда.

— Понятно.

Сомневаюсь, что помощник действительно понял весь масштаб катастрофы. Наверняка догадался, что мы с ней здесь не сказки по ночам читали, но вот о том, как меня сейчас рвало изнутри — точно понятия не имел. Ему даже в голову придти не могло, что жесткий, цинично-хладнокровный Павел Горлов, станет убиваться из-за разлуки со случайной бабенкой. Это нонсенс.

И тем не менее это так.

— Я тогда пойду собираться? — Юлька выглядела совершенно несчастной, громко шмыгнув носом, побрела в свою комнату и через десять секунд вышла обратно. Только сумку прихватила, а больше у нее ничего здесь и не было.

— Я готова.

— Быстро ты, — проворчал я, обескураженный тем, как все стремительно происходило.

Вот вроде мы только просыпаемся, довольные и счастливые, и вот она уже стоит на пороге, опустив глаза в пол и нервно теребя кожаный ремешок.

— А чего тянуть? — вымученная улыбка, — в долгих прощаниях смысла нет. Спасибо, что приютил. Я тебе за это очень признательна. Это были замечательные дни…и…я у тебя футболку позаимствую. Мою одежду коза сжевала.

Мне хотелось, чтобы она посмотрела мне в глаза, но Юля старательно отворачивалась.

— Не стоит благодарности. Каждый на моем месте поступил бы так же. Не бросать же даму в беде. Тем более такую очаровательную, — я ее хотел подбодрить, но вдруг нахлынуло ощущение, будто говорю совсем не то, что надо. Будто с каждым словом мы становимся дальше друг от друга на километр, и воздух остывает на пару градусов.

Поэтому заткнулся. Замолчал, недовольно глядя на свою гостью, из-за которой в голове полнейший разлад, а в груди просто разрыв и медленно нарастает безысходность.

Она сдавлено кивнула и вышла на крыльцо, вяло отмахиваясь от счастливого Бродского, решившего по привычке обслюнить ее тощие, загорелые, а кое-где ободранные коленки.

Внутри меня что-то истошно заорало: останови ее! Не дай ей уйти!

Вместо этого каким-то совершенно дурацким, придурошно-бодрым и даже, наверное, непростительно счастливым тоном произношу:

— Я вас провожу!

Черт.

Прозвучало так, будто я рад от нее избавиться. Вот идиот!

Юлька на пороге споткнулась, дернула плечами, но не обернулась. Порывисто сбежала по ступеням и остановилась посреди двора.

Гриша, воспользовавшись тем, что девушка на нас не смотрела, вопросительно развел руками, как бы спрашивая, что тут вообще происходит. Я только головой покачал, не желая ничего объяснять. Это личное. Я с этим еще сам не разобрался, и вряд ли разберусь, учитывая то, какой сумбур в голове творился.

Мы с Григорием тоже вышли на крыльцо. Взгляд тут же прилип к хрупкой фигурке, которая стояла, опустив плечи, и смотрела в сторону леса. Заметив нас, она улыбнулась, с виду даже вполне искренне, вот только в глаза так и не посмотрела.

Вместо этого обратилась к козе, неторопливо щиплющей траву:

— Пока, чучело рогатое, — дрожащий голос выдавал ее с головой, но она продолжала улыбаться.

Коза в перерывах между чавканьем что-то невразумительно промекала и снова уткнулась носом в траву. Она дама занятая, ей не до нас. Зато вечно счастливый Бродский увязался следом за нами. Ему и невдомек было, что в этой прогулке нет ничего веселого.

* * *

По привычной тропинке я повел гостей к большой дороге, к тому самому месту, где стояла машина Юли. И все внутри меня противилась этому походу. Хотелось повернуть обратно, пойти окружным путем, как угодно потянуть время. Чтобы не отпускать. Чтобы еще хоть немного побыть рядом.

Так глупо. По-идиотски. Сначала пытаться оградить себя, воздвигнуть барьеры, а потом париться из-за того, что они оказались слишком прочными. Это так странно. Так не похоже на меня прежнего: уверенного, расчетливого, знающего чего надо и чего хочу.

Это гребанная лесная терапия что-то сломала во мне. Испортила. Лишила прежней уверенности в своих решениях, заставила сомневаться.

Юля шла следом за мной и даже не смотрела в мою сторону, не прожигала взглядом спину, не закусывала губы, пытаясь справиться с тревогой. Я это знал, чувствовал кожей и бесился. Злился на нее. За покорность, смирение, за то, с какой готовностью она решила уйти.

Хоть бы наорала для приличия. Или сказала бы, что …

Я не знал, что именно она должна была сказать, но чувствовал, что какие-то слова между нами затерялись, спрятались в пустоте.

Григорий тоже шел молча, не желая разрушать ту тревожную тишину, что обступила нас плотной стеной. Стойкий мужик. Наверное, думал, что большой босс совсем свихнулся: сначала в лесу на три месяца спрятался, бороду отпустил, а теперь вот в глупые игры играет. Впрочем, даже если такие мысли у моего помощника были, то он держал их при себе. Я и в правду ему много плачу. Столько, чтобы он любые мои прихоти воспринимал стойко и без лишних комментариев.

Юлькина машина стояла там же, где я ее видел в последний раз, присыпанная листвой и мелкими ветками. Весь капот испещрен беличьими следами. Видать, пока человека не было в поле зрения, рыжие плутовки пытались найти что-нибудь вкусное. Судя по тому, что записка, которую я оставил под дворниками, по-прежнему лежала на своем месте, никто так и не проезжал по этой Богом забытой дороге, а может и проезжал, но не пожелал остановиться.

— Дотащишь? — коротко поинтересовался у Гриши, который следом за Юлей обошел вокруг машины, проверяя не спустили ли колеса.

— Конечно. До заправки километров двадцать, — он беспечно пожал плечами. — пойду машину пригоню. Она тут недалеко.

— Давай, — я кивнул.

Юля тем временем забралась в салон, сосредоточенно делая вид, что все в порядке, но я чувствовал, как она еле держится, как ее крутит. Потому что самого крутило и распирало изнутри.

Да что же это такое творится?