Этельред вновь взглянул на своих эрлов. В глазах его дремала ярость, и Эльфред мгновенно догадался, что жене короля вечером не поздоровится.

— Что будем делать? — коротко спросил король.

— Мда, — проговорил один из старейших эрлов, Эльфстан из Тамворта. — Но, быть может, договор с Родри будет не так уж и плох?

— Посуди сам, король, что же плохого в союзе с Мауром? — рассудил Осмунд из Холена, богатый эрл, хозяин обширных земель. Он приводил под знамя своего короля много воинов, его уважали все, в том числе и Этельред, и не мешали ему говорить когда и что он хочет. — Маур не так уж слаб, он может предложить нам помощь, и немалую. Датчане — его враги. От тебя зависит, какие условия поставить. Одновременно, Родри не столь силен. Он не всемогущ. Даже все его объединенное королевство меньше Уэссекса. Что он сможет сделать?

— Этот Маур пронырлив, как угорь, ловок до неприличия, — проворчал в ответ эрл Басинга.

— Да уж, такому палец в рот не клади.

— Да он сам хочет добиться поддержки. Он окружен со всех сторон. Говорят, он поссорился с королем Бургредом.

— Что, Родри метит и на Мерсию? — поразился Этельред.

— Ему дай только случай.

Король помрачнел. Поразмыслив, он взглянул и на Эльфреда, слушавшего эрлов с легкой улыбкой на губах.

— Что скажешь, брат?

— Что скажу? Да почему бы не выдать девочку замуж? Рано или поздно ее все равно придется кому-то отдавать, а вокруг — сам посуди — одни родственники. В Мерсии королевой ее тетка, в Кенте — двоюродный брат, в Корнуолле — дядя.

— Эльфред, — с укором начал Этельред. — Ты ничего…

Но принц не дал ему договорить. Он торопливо поднял руку.

— Погоди, дай сказать. Договор о будущем браке дочери можно заключить с кем угодно. Хоть с двумя претендентами на ее руку. Девочке нет еще пяти лет, она еще малявка. Никто ее сейчас не обвенчает, даже пьяный монах. С браком можно тянуть лет десять, а за это время что угодно произойдет. Родри может умереть, в конце-концов. Этот договор тебя ни к чему не обяжет.

— Ты рассуждаешь недальновидно, не по-королевски. Король должен держать свое слово.

— Ладно, далеко не всегда это кажется тебе таким важным. Как насчет обещаний, данных датчанам?

Этельред поджал губы.

— Родри Маур все-таки не датчанин. Датчане — враги христианской веры и всего народа Британии. А валлийцы…

— В таком случае, почему бы не заключить с ним договор? Взаимовыгодный.

Этельред отмахнулся. Его эрлы заулыбались, кто-то начал переглядываться, и, хотя к насмешке эти улыбки не имели отношения, король помрачнел. Он поймал себя на мысли, что договор действительно можно заключить, и рассердился. Все, кто вступал в союз с Родри Мауром, заканчивали плохо. Этот союзник был из тех, что блюдут договор, лишь пока им это выгодно.

Чем больше людей высказывало свое мнение, тем больше возникало вариантов. Кто-то даже предложил Этельреду попросить у Родри какую-нибудь из его внучек в жены маленькому Этельвольду. Этот вариант обескуражил короля еще больше. Да не все ли равно, кого на ком женить — главное, что договор, который сейчас навис над королем Уэссекса, как кувалда, он не планировал. Получается, что жена фактически вынудила его договариваться с валлийским королем…

Поняв, что толку не добьется, правитель велел всем разойтись. Он почувствовал, что лопнет от злости, и отправился к жене.

Вульфтрит в долгу не осталась.

Она отлично знала, что когда двое в пылу гнева кричат друг на друга, они совершенно друг друга не слушают. А значит, можно нести любую чушь, которая только придет в голову. И Вульфтрит понесла. Она и сама не запоминала, о чем говорит и зачем — ее бешенство дошло до края терпения. Кто-то обвиняет ее в глупости, а сам… В течение следующих минут она перечислила почти все качества супруга, которые только могла вспомнить или придумать. Аргументы она подкрепляла взмахами рук и повышением тона голоса, так что под конец перешла на визг.

У Этельреда так и чесались руки наглядно продемонстрировать супруге, кто в этом доме больше раздражен, но, уже собравшись замахиваться, король удержал себя — он чувствовал, как в нем клокочет ярость. В таком состоянии можно не только ударить, но и прибить, особенно если жена станет сопротивляться.

Рассуждения остудили его ярость, она стала не такой испепеляющей, и он смог взять себя в руки.

— Я полагаю, сударыня, ты можешь больше не ждать меня к себе по ночам. Довольно с меня. А то родишь еще девочку и ее тоже захочешь кому-нибудь сплавить. Какому-нибудь псоголовцу из Индии[11].

Вульфтрит побагровела от ненависти.

— Да я знаю, знаю, как ты гуляешь направо-налево, к любой потасканной уродине в постель готов ньгонуть. Вроде твоего братца, который спал с этой шлюхой Эдит. Он и ко мне подкатывал, если хочешь знать.

— Врешь, дура! Какой мужик в здравом уме польстится на такую уродливую тушу, как ты?

— Посмотришь, кто и как польстится. Уж найдется, не чета тебе, пустоголовому тупому недоумку, тоже мне, король! Еще и корону напялил!

— Молчи, женщина!

— Не заткнешь. Хочешь гулять — так гуляй. Давай, таскайся по шлюхам! Но уж и я тогда с удовольствием наставлю тебе рога. Да такие развесистые, что ты даже ползком в дверь не вползешь. Чтоб спотыкался об них!

Она замолчала лишь потому, что перекосившееся от ярости лицо Этельреда стало холодным и страшным, как отлитая из серебра маска мстительного бога. Взгляд короля стал тяжел, как нормандский меч, и женщина впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему неуютно.

— Рога? — прошипел король Уэссекса. — Сделай милость, дай великолепный повод от тебя избавиться. И напомни мне заодно, что там у вас, в Корнуолле, делают с неверными женами? Сбрасывают со скал в море, я угадал? Не рассчитывай, что, поймав на измене, я просто отправлю тебя отцу. Не собираюсь возвращать твое приданое, — и, развернувшись, вышел.

Вульфтрит топнула ногой. Больше всего ее разорили не слова мужа и даже не его тон, а тот факт, что последнее слово осталось за мужчиной. Где это видано? От этого ее теперь буквально трясло. Отыграться она могла только на своих придворных дамах, чем и занялась с особым вдохновением, поскольку была уверена, что муж охотнее всего избирает себе любовниц из их числа.

А король, еще белый от бешенства, спустился к себе в покои и, лишь столкнувшись лицом к лицу с Редриком, смог взять себя в руки. Тот всегда был настолько невозмутим, что поневоле распространял эту невозмутимость, как облако, на всех окружающих его людей. Еще в угаре от семейной ссоры Этельред едва не спросил коменданта своего замка: «И как же ты сам ладишь со своей бабой?», но, во-первых, подобный вопрос считался недостойным мужчины, а во-вторых, Редрик никогда не был женат.