— Девчонка восемнадцати лет! — продолжал хозяин. — Какое грустное начало! Бедные родители! Ну да в конце концов, все это не слишком интересно.

— Вот я бы посмеялась, если бы это оказалась невеста Эктора, — воскликнула Рози.

Она взяла из рук Ландрекура газету, которую он начал разворачивать, и разложила на столе.

— Опять исчезновение юной девушки, — прочла она громким голосом, затем ее чтение превратилось в глухое бормотание, где друг за другом следовали только у, у, у, сквозь которые время от времени прорывались кое-какие членораздельные слова: — Мы не забыли у, у, у, исчезновения, у, у, у, Жюльетты Валандор, у, у, у, со своей матерью, у, у, у, ничего общего, у, у, у, с Ренеттой, у, у, по прозвищу Тонкая Штучка Мене-Алор, у, у, у… — Г-жа Фасибе прерывала свое чтение. — Жюльетта Валандор, — сказала она, хлопая тыльной стороны ладони по газете, — Жюльетта Валандор, да это же именно так, я уверена в этом, именно так зовут невесту Эктора д’Альпена.

Ландрекур отметил неправдоподобность этих слов:

— Если бы невеста князя д’Альпена исчезла, он бы сказал вам об этом сегодня утром и у него бы не возникло намерения приезжать сегодня покупать дом, чтобы жить в нем с женой.

Г-жа Фасибе, не успевшая оправиться от удивления и от собственной уверенности в том, что она не ошибается, ответила, не подумав:

— Он мне сообщил сегодня утром, что его помолвка разорвана. — Вдруг она густо покраснела, сделала вид, что поперхнулась, закашлялась, начала смеяться и, сделав вид, что все прошло, объявила: — Я сошла с ума, я задохнулась. Эктор сказал мне, что его свадьба откладывается, да, откладывается. Что касается имени молодой девушки, то теперь я вспоминаю, что ее зовут Валентина, забыла фамилию, и именно это имя Валентина мне на мгновение напомнила фамилия Валандор.

Эти путаные и разорванные речи, которым Ландрекур сразу не придал значения, всплыли у него в памяти несколькими днями позднее как доказательство того, что Рози решила покинуть его и что именно для того, чтобы его покинуть, она ему и лгала. Она обернулась к хозяину ресторана:

— Вы мне рассказывали, что во время войны… — и пока тот продолжал рассказ о своих приключениях, Ландрекур взял газету и прочел в мгновение ока несколько касающихся Жюльетты строк. Она показалась ему еще более таинственной, оттого что не была воровкой, и его волнение еще больше усилилось при мысли о том, что она останется одна в его доме, в его отсутствие, отягченная двойной тяжестью известности и неизвестности в этой выдуманной ею сентиментальной комнате. «Но почему она рассмеялась?» — мелькнуло у него в голове. Рози, отметив его задумчивый вид, сочла, что он заскучал, и, воспользовавшись моментом, когда хозяин пошел искать фотографию дочери, она спросила его:

— Вы грустите, Андре?

— Нет, — ответил он, — ревную.

Его потянуло, толкнуло к ней что-то вроде безнадежной нежности, что-то вроде признания в любви и просьбы о защите, что-то такое, что возникает в момент прощания, когда будущее как бы высвечивает реальность всего, что связывает нас с настоящим и с человеком, которого мы еще обнимаем, но которое из-за нашего собственного выбора уже принадлежит прошлому. Г-жа Фасибе не совсем отвергла это движение нежности, но ласково с полуулыбкой и зябким жестом стыдливости уклонилась от него.

— Вы меня смущаете, — промолвила она.

Затем они немного покопались в прошлом. Они несколько раз вспомнили начало своей любви, вспомнили вечера у своих друзей, живущих рядом с Ботаническим садом, прогулки по ночным улицам, поговорили обо всех этих мгновениях, словно воспоминание о них могло возродить их, вернуть их наполненными эмоциями и искренностью их былой страсти.

Рози, встав из-за стола, задержалась на мгновение, засмотревшись на пейзаж.

— До свидания и спасибо, — обратилась она к хозяину ресторана, — это был наш последний визит в этом году.

От этих слов сердце Ландрекура сжалось. Он вдруг почувствовал себя несчастным при мысли о встрече с Жюльеттой. Взяв Рози под руку, он захотел увлечь ее все равно куда, не думая о багаже и не заботясь о приезде князя.

— Мне не хочется возвращаться, — промолвил он, — давайте прогуляемся.

— Только не долго, Андре. Уже поздно, а Эктор может приехать с минуты на минуту. Что он будет делать, если не застанет нас дома? Он хочет уехать в шесть, даже чуть раньше, а мои чемоданы еще не собраны.

— Я помогу вам, пойдемте прогуляемся немного.

И он повез ее в направлении, противоположном от «Дома под ивами», к развалинам замка, о котором он ей уже говорил и куда вечерами во времена своего детства он приезжал на лошадях вместе с родителями.

— Мы накрывали на стол прямо на какой-нибудь плите, и пока мы ели, лошади заглядывали к нам в окна. Мы собирались домой, когда уже было темно, но моя мать, несмотря на спустившиеся сумерки, собирала цветы, растущие у подножия стен. Она делала из них букеты и перед уходом клала их на могилы. Отец, дожидаясь ее, говорил: «Пойдем, достаточно, поверь мне. Мне не понадобилось бы так много», и я чувствовал, что эта привычка медлить, собирая цветы, трогала его, выводила из терпения и заставляла еще больше ее любить. Хотя они были в этот момент еще молоды, они достигли того момента в своей жизни, когда счастье, уже имеющее свою историю, рождает беспокойство, когда каждый жест, хранитель определенных воспоминаний, воскрешает в душе первозданные чувства.

Рози не слушала. Она смотрела на часы, стрелки которых, как ей казалось, бегут быстрее, чем обычно, и нервничала, опасаясь, как бы Ландрекур не утратил чувство времени, не завез бы ее, заговорившись, слишком далеко, как бы не заставил и в самом деле осматривать развалины. Она пыталась привлечь его внимание, то глубоко вздыхая, то стуча пальцами по стеклу. Наконец, собравшись с духом, она сказала:

— Я хочу вернуться, мы уже на краю света.

— Еще нет, но как раз на край света хотел бы тебя увезти.

Он говорил искренне. Он не только боялся потерять ее, у него было ощущение, что она принадлежит ему и что он будет ее любить всегда такой, какая она есть, не судя ее. Полагая, что наконец обрел вновь свою любовь и свой здравый смысл, он не видел больше в Жюльетте ничего, кроме безумия, неопределенности, риска и опасности; он относился теперь подозрительно и к ней, и ко всему, что связано с тайной и таинственным.

— Давайте убежим ото всех, убежим куда глаза глядят, — сказал он, всматриваясь в дорогу.

Г-жа Фасибе подумала, что он ее дразнит, и рассердилась.

— Все это совсем не смешно, — сказала она, — я терпеть не могу развалины, они наводят на меня скуку.

— В самом деле?

— В самом деле.

Тогда он развернулся, и мысли его, как бы спешащие вернуть на тот путь, который, казалось, стал для них естественным, тоже развернулись вместе с машиной и стали удаляться от Рози, чтобы приблизиться к Жюльетте.

Так в довольно грустном настроении они подъехали к «Дому под ивами».