Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, здесь, на Орловщине, как, пожалуй, нигде в других местах, широко распространена фамилия Акуловы. Это переиначенное на московский акающий лад — все-таки становление сего приграничного края шло в XVI веке, когда Московия именно здесь воевала не на жизнь, а на смерть с великим княжеством Литовским — старославянское слово окул, то есть орел. Правильнее, конечно, Окуловы, но в московском произношении — Акуловы. Ныне же ударение сместилось, и многим кажется, что данная фамилия идет от неведомой в здешних местах акулы. Нет, Акуловы — орлиная фамилия и — орловская. И еще добавлю: очень корневая, родовая, восходящая из глубин того воительного века, когда росло и крепло Московское государство. Причем крестьянская, землепашеская, тех самых воинов-однодворцев, что стерегли границы средневековой Московии.
В отличие от соседних Калужской, Тульской, Смоленской губерний, бывших самыми крепостными в России, орловцы практически не знали личного закабаления. Отсюда, естественно, и характер у них другой, и стать другая; и иная гордость, и иное достоинство.
Страна холмов... Знаете ли, прямо-таки как зеленые океанские гребни, эти холмы в бескрайнем русском Подстепье... Удивительно свободно! А небо прямо-таки держится на холмах... У большого русского поэта Виктора Дронникова, живущего в Орле, есть стихотворение «Холмы». Приведу бо́льшую его часть:
...Я упаду лицом в ромашки —
И станет выше древний холм,
И вдруг так памятно и тяжко
Ударит отдаленный гром.
И вспыхнут грозные виденья
С тяжелым топотом вдали,
Во дни великого смятенья
И потрясения земли.
Россия — горькая рябина,
Ты вечно в бурях и огнях.
Железом жгли тебя, рубили,
Свинчаткой метили впотьмах.
И сколько их, разноплеменных,
В полях оставили свой прах,
В кольце долин своих зеленых,
Ты вся, Россия, — на холмах.
В краеведческих музеях Калуги и Орла (замечу, что и в том, и в другом по-умному, с большим вкусом представлены экспозиции по истории, природе, экономике) меня привлекли две цифры из последнего «великого смятенья и потрясения земли» — Великой Отечественной войны. Это к утверждению о том, что области разнятся — и исторически, и характером, и психологией населения. За два с половиной месяца немецко-фашистской оккупации Калуги и области (октябрь-декабрь 41‑го) в Германию «было угнано почти 200 тысяч калужан». За два года оккупации Орловщины «на работы в рейх принудительно отправлены 56 490 человек». Целый стенд в орловском музее составляют отчаянные письма юных мучеников арийских завоевателей мира...
К чему я об этом? И о чем эти цифры могут поведать? Во-первых, «хитрых калужан», как они сами себя называют, во время тяжелейшей битвы за Москву, когда, казалось, ничто не остановит танковые армады Гудериана, Гота, Гепнера, не угоняли в Германию, а нанимали на работы — и отклик был большой. В нем, в этом отклике, видно, что калужанам еще неведомы поработительские планы Гитлера. А кроме того, безусловно, тут проявился протест против сталинского гнета; всей системы террора, нищеты, бесправия, именуемой «социализмом». Мало кто из тех, что нанялись на работы в Германию, вернулись на родину; после войны они обосновались на Западе — в Голландии, Австралии, США; случается, что в калужские веси доходят посылки с красочным ширпотребом...
Во-вторых, «прямодушных орловцев» именно угоняли, и большинство из тех, кто выжил, вернулись на родину. В‑третьих... Впрочем, я пишу обо всем этом не ради того, чтобы посеять межобластную, то бишь удельную рознь, а во имя истины, которая, как думаю, поможет нам понять нечто большее в разной, но единой — соборной! — судьбе.
Моя главная мысль в следующем: только за годы войны из этих двух областей России мы потеряли мирных граждан (активных!) более четверти миллиона. То есть почти восьмую часть довоенного населения. А если к ним прибавить погибших воинов?.. А послевоенные переселения — в Крым, в Прибалтику, на целину, на «стройки коммунизма»? Да еще московские гиганты индустрии высасывали смекалистых — пусть «хитрых», пусть «прямодушных», но смекалистых калужан и орловцев, окончательно опустошив центр России.
Вот статистика 89‑го года — переписи населения, представленная Госкомстатом РСФСР: за десять лет почти миллион бывших селян стали горожанами. Цифра, как ширма, она больше скрывает, чем объясняет. Возьмем другие данные: с 1971 года, когда при Брежневе провозгласили «Нечерноземную зону» и политику уничтожения «неперспективных деревень», к 1986 году, то есть за 15 лет, численность сельских жителей «Нечерноземья» уменьшилась на 4,9 миллиона человек — на 28,4 процента. Что это означает? Ясно что — обезлюдевание.
По данным Госкомстата, рождаемость в России, как и на Украине, — «чрезвычайно низка». На 62‑х территориях РСФСР «новое поколение меньше поколения родителей»; «не было даже простого воспроизводства населения».
По-моему, это уже почти демографическая катастрофа. По-видимому, зная это, так витийствуют ныне, в эпоху перестройки и гласности, левые радикалы, готовые за иудин сребреник продать опустевшую Россию алчному Западу. И ирония нынешних политических игр в том, что эти люди успели присвоить себе вывеску «Демократическая Россия», запрятав за столь привлекательное имя свои далеко не патриотические цели. Я бы готов был поверить любому из «демороссов», если бы он, как Иван Алексеевич Бунин, все предшествующие годы и допоныне «сходил с ума», «страдал так беспрерывно, так люто» за Русь, за народ русский.
Но вернемся к статистике. Численность населения РСФСР в последние десять лет поддерживалась за счет миграции. Вот что сообщает Госкомстат: наибольший поток миграционного населения направлялся «в Центральный и Северо-Западный районы РСФСР, где на долю миграции приходилось более 70 процентов прироста населения». Это касается Тульской, Орловской, Калужской, Смоленской и всех остальных областей... Да, Великороссии!
Так вот, орловцы, смоляне, калужане, туляки, рязанцы и все другие «смекалистые русские» мигрируют, как правило, в города. Прежде всего в крупные. Там они быстро обезличиваются, космополитизируются (с оторванными от корней подобное происходит легко), а на их земли завозятся «чуваши, удмурты и даже якуты», то есть все «сто наций», как нам поведал в калужском Авчурине униженный и оскорбленный местный житель. Безусловно, это плохо, даже очень плохо, и не только для русских,