Вот она и была тем самым поездом – ту-ту! Скоростным. Только бы не дать боли вырваться из-под контроля, не дать захлестнуть ее с головой.

Каждые выходные и при любой возможности Настя уезжала в пустовавший дедушкин дом, не боялась оставаться там ночевать в одиночку, а иногда и жить по нескольку дней. Ей тогда казалось, что она уже ничего не боится и уже не сможет бояться.

Там, возле яблонь, обихоженных руками ее дедушки, возле щедро разросшихся ягодных кустов и грядок с зеленью ей становилось легче и спокойней. Словно она разговаривала с дедулей, и он улыбался ей, а бабушка звала из дома обедать, и вот-вот должна была приехать мама…

Только здесь Настена могла плакать, не пугаясь, что доплачется до разрыва сердца, потому что уже не сможет остановиться. Только здесь она плакала легко, свободно, словно отпуская понемногу, разматывая клубок боли. И только здесь она могла улыбаться с тихой, прозрачной грустью, чувствуя теплое, светлое присутствие всех их троих рядом с собой.

Исцелялась душой в их саду и доме.

А папа переживал потери по-своему, почему-то отдалившись от Настены, и в дом ни разу не приехал со дня смерти дедушки. Он не то чтобы отдалился, а… как бы закрылся в себе, в своем переживании и так же, как дочь, сбегал от него в работу и не хотел его обсуждать ни с кем. Даже с ней.

Так они протянули какое-то время. Поставили памятники на кладбище бабуле и деду, справили поминки с друзьями и зажили дальше.

Только зажили каждый своей жизнью – у Юрия Андреевича была какая-то своя занятость, о которой Настя не знала и не расспрашивала, он стал теперь пропадать на работе не только днями, но и часто ночами. А Насте было некогда даже обратить на это внимание – она экстерном сдавала экзамены, переходя из бакалавриата в магистратуру на год раньше.

И однажды папа привел в гости чужую женщину. Знакомиться.

Настя настолько была обескуражена, когда папа, пропустив вперед себя в прихожую молодую дородную блондинку, чуть смущаясь, представил:

– Вот, Настенька, знакомься, это Альбина Артуровна, – что никак не могла понять, какая такая Артуровна? Какая женщина? Откуда?

И задала какой-то очень детский, даже тупой по сути вопрос:

– А как же мама?

У папы сразу сделалось болезненное, измученное лицо, он скорбно вздохнул и хотел что-то разъяснить, но его перебила Альбина Артуровна, с которой почему-то надо было знакомиться Настасье:

– Настенька, вы же взрослая девушка и должны понимать простые вещи. Ваша мама умерла три года назад. Это, разумеется, страшное горе, но жизнь продолжается. Юрий Андреевич молодой, здоровый мужчина, талантливый ученый и прекрасный человек. Невозможно же горевать всю жизнь.

– Да, – уже совладав с собой и собравшись, выдержав, насколько смогла, ровный тон, согласилась с ней Настя. – Невозможно.

Папа с Альбиной Артуровной принесли с собой торт, полагая, что эта встреча является официальным знакомством дочери с женщиной, с которой у него установились серьезные отношения, поэтому подразумевался чай с незатейливой, милой застольной беседой.

Пока накрывался стол, Альбина Артуровна, не спрашивая разрешения у хозяев, как ушлый риелтор обошла всю квартиру с познавательной целью, «заценила» увиденное и за столом высказывалась в том ключе, что квартира у них хорошая. Достойная.

Не уточнила, правда, кого достойная, но по некоторым явным признакам становилось понятно, что ее.

Прощаясь, снисходительно назвала Настю «деточкой», хотя разница между ними в возрасте была лет пять, наверное. Как позже выяснилось – именно пять и есть.

В этот день папа пришел ночевать домой для того, чтобы поговорить с Настей, но разговор у них не сложился. Настя просила его, умоляла одуматься, выбрать себе какую-нибудь другую женщину, по этой же сразу все видно – недалекая, но хваткая, цепкая, расчетливая. Папа что-то объяснял про то, что нет у него больше сил жить сплошным горем, выгорел он весь внутри, что ему нужна нормальная жизнь, забота и любовь, а Альбина его любит.

– Да она тебе что хочешь расскажет, Альбина твоя! Что любит до смерти, лишь бы захапать! – почти кричала Настя, недоумевая от такой его ослепленности. – Господи, папочка! Ты же очень умный, сильный, ну разве ты не видишь, что она хищница.

– Ты просто ревнуешь, – устало произнес Юрий Андреевич. – И это понятно, Настюша. Время пройдет, ты узнаешь ее получше, и вы подружитесь.

Упоминание о времени, которое должно непременно что-то там сделать с ее чувствами, произнесенное именно им, в один момент отрезвили Настю, и она сказала:

– Хорошо, пап. Это на самом деле твоя жизнь, и ты волен любить кого угодно и поступать так, как считаешь нужным. У меня только одна просьба.

– Что угодно, Настенька, ты же знаешь, – печально улыбнулся он ей. – Что угодно.

– Не приводи ее больше в наш дом. И жить здесь с ней не надо, – и попросила от всего сердца: – Пожалуйста.

– Да, – кивнул он. – Я понимаю. Конечно.

Подошел к ней, обнял. Прижал к себе. Они так постояли, помолчали, пораскачивались немного, успокаивая и ободряя друг друга. Юрий Андреевич отклонился, посмотрел на дочь, поцеловал в лоб и сообщил еще одну новость:

– Я, наверное, уеду в Америку преподавать. Зовут.

– Тебя все время зовут, – напомнила Настя. – То в Европу, то в Америку. Ты же всегда смеялся над этим «зовом», говорил, что здесь интересней.

– Там тоже нескучно, – невесело усмехнулся Юрий Андреевич. – Только я, Настя, наверное, насовсем уеду. Жить, преподавать и заниматься наукой.

– С Альбиной?

– Да.

– Это ее идея?

– Скажем так, она мне помогла сделать правильный выбор. – И вдруг он произнес такое, о чем молчал все эти годы, что носил в себе, как приговор, и отчего у Насти болезненно сжалось сердце. – Наточка умерла от того, что слишком много работала. Это все из-за меня. Из-за того, что я, здоровый мужик, не мог достойно обеспечить семью своими жалкими научными копейками. Я себе никогда этого не прощу. Никогда. И не желаю больше нищенствовать и обязан хотя бы тебя нормально обеспечить. Раз не получилось всех.

– Это неправда, пап! – воспротивилось все в ней.

– Не спорь, Настик, я все давно передумал, осмыслил и понял.

– Не буду спорить, – пообещала она, но не удержалась: – С такой женщиной, как Альбина, обеспечивать ты будешь только ее, а не себя или меня.

– Не ревнуй, – повторил он и погладил ее по голове.

Через три месяца Юрий Андреевич, не предупредив Настю, продал их дом, разумеется, вместе со всеми яблонями в саду.

Пресловутый квартирный вопрос в их семье бабушка с дедом оформили таким образом, что московская квартира, в которой они жили, была приватизирована на троих собственников: бабушку с дедом и Настю, а дом с участком в Подмосковье – на маму и отца.