– Да иду я уже, иду… – пробурчал Бен. – Иду. – Он поднялся и смущённо развёл руками: – Понимаешь, она спит в моей постели. Очень удобно, ведь там, наверху, нет отопления. – Он опустил глаза на циферблат наручных часов: – Ровно полночь. Сейчас появятся привидения. Если это будет Белая дама, не позволяй ей себя уболтать.

– Я думала, она убалтывает только несчастных влюблённых. – Я тоже встала со ступеньки и потянулась, разминая затёкшие ноги. Запретная кошка взбежала по лестнице чуть выше и выжидательно оглянулась на Бена.

– Рад был поговорить с тобой, Фанни, – с чувством произнёс Бен. – Надо нам почаще устраивать такие посиделки практикантов.

– Да, непременно. – Я вручила ему пустую крышечку термоса. – Спокойной ночи!

Парень успел подняться на три ступеньки, и тут я вспомнила кое-что, что хотела у него выяснить.

– Бен! Гости, которые живут в номере двести одиннадцать, тоже приезжают сюда каждый год?

– Профессор из Англии с внуком? Нет, насколько я знаю. Профессор Браун уже останавливался здесь двадцать лет назад, месье Роше помнит его. Он эксперт по старинным украшениям, а его внук учится в Оксфорде. А почему ты спрашиваешь?

– Просто так… – пробормотала я.

24 декабря я проснулась от резкого сигнала мобильного телефона. Спала я как убитая – если трубы в стене сегодня и издавали какие-то звуки, в мои сны они не проникли. Дополнительные два-три часа сна мне не помешали бы: под моими глазами тоже залегли тёмные круги. Однако это, по-видимому, не заботило ни моё начальство, ни мою маму, которая бодро рассылала сообщения и фото по Всемирной сети уже в полседьмого утра. Предполагаю, что они были призваны пробудить во мне чувство тоски по дому, ведь сегодня был сочельник – канун Рождества, первый в моей жизни сочельник, который я отмечала вдали от семьи. Фотография изображала рождественский кекс моей бабушки на фоне экологически чистой ёлки, взятой в лизинг, в нашей гостиной. Ёлка была увешана самодельными игрушками и гирляндами, которые явно смастерили мои братья.

Оказаться на Рождество в Замке в облаках – самое прекрасное, что могло со мной случиться, и моя мама не могла бы проиллюстрировать это лучше, даже если бы очень постаралась. Я терпеть не могла рождественский кекс моей бабушки, потому что в нём был один сплошной изюм. Да и вечера, когда мы всей семьёй в добровольно-принудительном порядке мастерили ёлочные украшения, уже давно не приводили меня в восторг. Моя мама работала учителем рисования и труда. На каждое Рождество она придумывала что-то новенькое и следила за тем, чтобы мы неукоснительно следовали её указаниям. Хотя каждые пять минут она восклицала: «Не ограничивайте вашу фантазию, делайте что хотите!», на самом деле это означало: «Делайте, что вам говорят, и не добавляйте ничего от себя». Ну ладно. Зато она всегда выбирала очень нестандартные материалы для поделок.

Я прищурилась, чтобы разглядеть, из чего сделаны звёздочки на ёлке. Нет, я не ошиблась: в этом году домочадцы смастерили украшения из цельнозерновых макарон.

«Дорогая Фанни! – гласила подпись под фотографией. – Мы все: папа, мама, Леон и Финн – желаем тебе счастливого Рождества и надеемся, что у себя в горах ты не только как следует отпразднуешь его, но и задумаешься о своём будущем. Помни, что двери нашего дома всегда открыты для тебя».

– Угу, нужно не забыть задуматься о своём будущем, – сообщила я стайке Хуго, вернувшись из душа. Три гиены из Лозанны, которых я там встретила, видимо, договорились между собой игнорировать меня, за что я была им искренне признательна. Семёрка альпийских галок сбилась в кучку на карнизе перед моим окном в ожидании обычной утренней трапезы в виде сдобных булок. Как всегда, Хуго – жуткий обжора слопал больше всех, а Хуго-пухлячок еле клевал, как будто решил посидеть на диете.

Время незадолго до рассвета, когда уже почти начинает светать, но ещё не рассвело до конца, я любила больше всего. Луна уже давно зашла, небо было безоблачным, только над Габельхорном висела огромная яркая звезда – возможно, Венера. На сегодня синоптики обещали солнце, но уже надвигался следующий циклон, а вместе с ним и очередные метели.

– Когда они пишут: «Задумайся о своём будущем», они имеют в виду, что мне следует наконец-то образумиться. – Мне было так обидно, что я даже не сюсюкала, беседуя со стайкой Хуго. – Хотя, что касается моего аттестата, поезд уже давно ушёл. А то, что я здесь вкалываю как про́клятая, у них не считается!..

Хуго-попрыгунчик и Хуго-одноногий поругались из-за последней крошки, после чего вся компания вспорхнула и полетела восвояси. Только Хуго-клептоман остался сидеть на карнизе, ковыряя клювом снег, как будто что-то потерял.

– Было бы здорово, если бы они хоть немножко мной гордились. Для разнообразия, – объяснила я ему.

Хуго-клептоман подскочил ближе, наклонил голову и оценивающе взглянул на меня. У него был самый озабоченный вид, какой только может быть у альпийской галки.

– Извини, дорогая Фанни не хотела заразить тебя своим плохим настроением, – с покаянием сказала я. – Ведь сегодня Рождество. Что там у тебя в клюве?

Хуго-клептоман подскочил ещё ближе, триумфально уронил передо мной пуговицу и выжидательно взглянул на меня.

– Спасибо! – Я была ужасно тронута. Круглая золотистая пуговица явно когда-то отскочила от платья одной из гостиничных горничных. Может быть, даже от моей униформы. Хотя мысль о том, что Хуго-клептоман стащил её у Гортензии или Камиллы, нравилась мне гораздо больше. У меня на душе внезапно повеселело. – Какой замечательный подарок! Теперь я чувствую себя гораздо лучше.

Хуго-клептоман тихо каркнул, оттолкнулся от карниза и полетел искать своих.

Позже, днём, галки всё ещё кружили над отелем, купаясь в восходящих потоках воздуха и, казалось, внимательно наблюдали за тем, что творилось внизу. А понаблюдать сегодня было за чем: привлечённые хорошей погодой, постояльцы высыпали на свежий воздух.

Яромир, который теперь, после прибытия всех гостей, смог наконец содрать с себя костюм директора цирка, то есть ливрею швейцара (Роман Монфор считал, что достаточно впечатлить гостей по приезде, а дальше не важно), с раннего утра убирал снег и уже успел расчистить площадку перед отелем, подъездную дорожку, террасу перед рестораном и даже каток. Тем временем старый Штукки утрамбовал все дорожки снегоукладчиком, в том числе дальнюю тропинку через заснеженный лес. После завтрака Дитрихштайны потащили туда на прогулку своего мопса, и собаки Мары Маттеус, которых поручили вывести на променад Нико, потянули его туда же со сногсшибательной скоростью.

Я тоже согнала своих юных подопечных на расчищенную площадку, и, надо сказать, мои расчёты на то, что там мне удастся отвлечь детей от мыслей о грядущих рождественских подарках, полностью оправдались. В этот раз я оказалась более предусмотрительна: натянула лыжные брюки и сапоги – на тот случай, если кому-нибудь ещё взбредёт в голову сбежать в лес.

Яромир запустил возле катка карусель, и, когда она завертелась, над заснеженными окрестностями разнеслись весёлые звуки шарманки, которым негромко вторили бубенцы на санях. Официанты вынесли на террасу ресторана столы и стулья и начали сооружать ледяной бар. Руди Рохля руководил расстановкой шезлонгов, на которых были разложены шерстяные пледы. Если завтра действительно снова повалит снег, всю эту кипучую деятельность придётся свернуть. Однако сегодня она, безусловно, принесла плоды: такое количество счастливых лиц одновременно я не видела никогда. Особенно у взрослых. Многие просто неспешно прогуливались по окрестностям отеля, фотографировали заснеженные ёлки или усаживались в каком-нибудь безветренном уголке, подставляя лица солнцу. Чем ближе был обед, тем теплее становилось.