Невеста почтительно поклонилась сёгуну, затем жениху, гостям и, наконец, посажённым родителям. Они также поклонились, наполняя зал шелестом роскошных тканей.

Так как невеста прибыла из родительского дома одна: без отца, без матери или близких родственников, то их роль на свадьбе отвели семье одного из вельмож, который на время обряда и должен стать отцом невесты, а его жена – матерью.

Сёгун в тайне порадовался, что невеста будет стоять перед алтарём только в окружении его верных людей, он не испытывал ни малейшего желания видеть на свадьбе своего заклятого врага даймё Оду Нобунагу.

Синтоистский храм находился недалеко от замка. Жених и невеста, гости, посажённые родители, чета Тоётоми разместились в паланкинах; процессия двинулась в путь.

Хитоми не волновалась, напротив, она была преисполнена уверенности в себе и своих прелестях, ведь Тория уже успел оценить их.

В первую же ночь девушка заметила странные наклонности своего жениха, любовные игры которого несколько отличались от общепринятых норм, царивших в интимной жизни знатных самурайских семейств, но она не растерялась, а начала искусно подыгрывать, ещё больше распаляя его желания. Прошлой ночью Хитоми запрягла жениха как жеребца специальными кожаными ремнями, а затем оседлала – тот же пребывал в восторге от фантазий невесты.

* * *

Перед взором мнимой Хитоми открылось святилище Хонгу, как его называли в замке Исияма. Девушка слышала об этой кумирне[101], возраст которой превышал пятьсот лет, она была построена ещё во времена правления императора Судзин-тенно[102], и теперь располагалась на земле сёгуната, чем весьма гордился господин Тоётоми, видя в этом определённое предначертание судьбы, ибо многим было известно его желание занять трон.

В храме Хонгу насчитывалось несколько десятков малых кумирен, стоявших на небольших природных водоёмах, потому как многие из них были посвящены духам воды и духам глины. Главная же кумирня предназначалась для обитания Аматэрасу. Именно в ней и должна была состояться брачная церемония.

Около синтоистского храма процессию встретили две жрицы и каннуси, который удостоился чести совершить обряд бракосочетания. Жених и невеста вошли в храм, за ними проследовали родители жениха и родители невесты, затем гости.

Молодые встали около алтаря: слева – невеста, справа – жених. Напротив них – жрицы и каннуси, родители и гости заняли надлежащие им места за женихом и невестой.

Жрец-каннуси поклонился алтарю, затем присутствующим, после чего гости расселись на татами, и он приступил к очистительному обряду охарай.

Каннуси нараспев читал молитву, жрицы в это время преподнесли жениху с невестой поднос с чашечками священного сакэ: молодые должны были испить по три глотка из каждой чашки, сделав, таким образом, всего девять глотков.

После того, как церемония очищения завершилась, жрец-каннуси приступил к следующему действу сансан-кудо: непосредственному сочетанию молодых законным браком перед ясными очами богини Аматэрасу.

И вот настал ответственный момент, когда молодая жена, вступавшая в новую семью, в соотвествии с обычаем, должна произнести клятву верности мужу и клану Тоётоми.

Хитоми прекрасно знала её слова, и уверенно начала:

– Я, Хитоми из рода Ода, клянусь: быть верной своему мужу Тоётоми Тория в радости и в горе. Всегда и везде следовать за своим мужем, как того потребует он или его семья. Быть верной роду Тоётоми, ибо теперь – это моя семья, везде и во всём подчиняясь интересам и законам клана. Цена предательства – смерть…

Тоётоми Тория и Хидэёси взирали на Хитоми с нескрываемым удовольствием. Молодой муж ещё более страстно желал жену, а сёгун…поймал себя на мысли, что хотел бы иметь такую же молодую прелестную наложницу.

* * *

Любовные игры молодых супругов постепенно приобретали самые непредсказуемые формы. Хитоми нравилось увлекать мужа ночью в пруд и заниматься любовью прямо в воде. Однажды осенью госпожа Хитоми увлекла супруга в излюбленное место препровождения, несмотря на то, что вода была уже прохладной, дабы по обыкновению предаться плотским наслаждениям.

Тория тотчас же почувствовал: вода слишком холодна – уже не лето, но жена так настаивала на занятиях любовью, всячески распаляя своего мужа различными позами, что он не мог устоять перед соблазном.

Пресытившись любовными ласками и играми, продрогшие супруги, отправились в свои покои. Господин Тория, хоть и сменил промокшие одежды, на утро почувствовал недомогание, а к вечеру у него занялся жар.

Госпожа Хитоми выказывала искреннюю обеспокоенность по поводу болезни любимого супруга, стараясь не отходить от его ложа. Но в душе она ликовала. Тории было невдомёк, что перед тем, как предаться плотским наслаждениям в холодной воде, она выпила чашку горячего сакэ, тем самым поступив предусмотрительно, рассчитывая в скором времени стать вдовой… О, долгожданная свобода! Мнимой Хитоми вовсе не хотелось до конца своих дней седлать мужа на супружеском ложе, словно жеребца, и удовлетворять его прихоти в самых изощрённых позах.

Придворные лекари сёгуна оказались бессильны перед болезнью, вскоре Тория начал кашлять кровью. Все обитатели Исиямы понимали: госпожа Хитоми вскоре станет вдовой.

Госпожа Манами почти не покидала своих покоев, она была безутешна, её надежды рухнули. Сначала она обвиняла невестку в болезни сына, дело дошло до откровенной вражды, покуда не вмешался сам Тоётоми. Сёгун прекрасно знал о том, что Тория порой бывает непредсказуемым, поэтому ему мало верилось в дурные намерения невестки. Скорее, он придерживался мнения, что сын страдал чрезмерной развращённостью и склонностью к различного рода любовным фантазиям Удивительно как вообще Хитоми нашла к нему подход?!

Не прошло и одной луны, как в конце осени госпожу Хитоми постигла тяжёлая утрата, она стала почтенной вдовой, но не пожелала вернуться в Адзути к отцу. Тоётоми одобрил намерение невестки остаться в Исияме, ибо считал её членом клана и сам имел определённые намерения…

* * *

Спустя год, когда истёк срок положенного траура, Хитоми испросила аудиенции у сёгуна.

Она тщательно подготовилась к встрече: высокая причёска, украшенная шпильками, усыпанными множеством сверкающих драгоценных камней, а также кимоно цвета утренней зари[103]расшитое причудливым узором из серебряной тесьмы, подчёркивало её скромность и беззащитность. Вдова постояла около зеркала, удовлетворившись тем, что вполне соотвествует задуманному образу, взяла свиток и направилась в покои Тоётоми.