Шарлотта машинально вытерла нос рукавом. Всхлипнула еще разок, потом громко рассмеялась:

— Нет, Джерри, думается, не стану. Я уже мертвой буду. Я уже никогда больше не стану себе локти кусать.

— Как знаешь. — Он отошел, собираясь уйти.

Шарлотта подняла взгляд, гадая, что ей дальше-то делать. Сможет ли он на самом деле обратно подняться? Наверное. Но понимала: она не сможет. Надо будет полный вес тела на руках подтянуть. «Только с чего это у тебя даже в мыслях такое? — удивилась она. — Передумывать стала?»

— Вот что я тебе скажу, Шарлотта. Сделай одну штуку — просто для меня. Подкинь монетку. Пусть судьба скажет тебе, как поступить. Орел — идем со мной выпить по чашке кофе. Решка — плюхайся в залив.

Наверное, это просто сняло напряжение, зато показалось ей: превосходнейшая мысль. Начав смеяться, никак не могла унять смех. Даже икнула от этого разок.

— Знаешь, а ты очень красивая, когда смеешься. — Фраза убила смех. Девушка смотрела на него, настороженно насупившись.

— Ничего такого я в виду не имел. Просто сказал, что ты красивая. У тебя лицо приятное.

Шарлотта фыркнула. Вот так всегда и говорят про высокую полную деваху. У нее, мол, приятное лицо.

— Хотите, чтоб я решила, жить мне или умереть, бросив монетку?

— Да, хочу.

— В жизни не слышала ничего глупее.

— Почему? Почему это глупо? По крайней мере, если по-моему сделать, так у тебя шанс есть половина на половину.

Он протянул ей в темноте монету. Положил в ладонь. Шарлотта поднесла ладонь поближе к глазам, разглядывая. Четвертак, орлом вверх. А что если не упадет этой стороной? Ей и впрямь придется сыграть в орлянку. Ну и будь что будет. Так или иначе. Что-то, наконец, должно привести ее к решению.

— Ладно. Была не была. — Сердце ее колотилось, кровь шумела в ушах. Шарлотта подсунула кончик большого пальца под четвертак и щелчком отправила монету вверх. Слишком высоко. Монета пролетела по дуге очень далеко и девушка упустила ее. Оба они свесились с края платформы, насколько смелости хватило, и следили, как падала, кувыркаясь, монета до самой воды.

— Вы правы, — сказала она. — Это дрянная тьма.

— Отколись. Мой четвертак!

— Христос с вами, Джерри, это ж всего четвертак. Вот, вот вам доллар. — Шарлотта вытащила из кармана банкноту и впихнула ее в руку Джерри, надеясь, что не перепутала в темноте и не сунула ему десятку.

— Да нет, тот был особый. То был мой четвертак с двумя орлами. — Однако, заметила она, бумажку он все равно себе в карман упрятал.

— Четвертак с двумя орлами?

— Ну да.

— Откуда берутся четвертаки с двумя орлами?

— Не знаю. В том-то и вся заковыка. Его ничем не заменишь.

— Так, а где же вы этот взяли?

— Спер у одного малого в баре.

— А-а. Простите.

— Отколись. Ладно, все в порядке, думается. Только тебе теперь уж лучше не прыгать. Если сиганешь, я и тебя потеряю, и мой четвертак с двумя орлами впридачу — и тогда я психану.

Шарлотта потерла коленку, и несколько минут они посидели, а она снова посмотрела вокруг. В той стороне, откуда она пришла, шумел город и светили огни, словно там был кто-то живой. Подумалось, что туда тянуло больше, чем в холодную темную бездну, пожравшую двухорловый четвертак Джерри.

— Так вы знаете, где тут можно кофе выпить в такой час?

— Черт, а как же. Это же большой город.

— Не знаю, смогу ли взобраться отсюда.

— Да не так это и трудно.

— Я ведь коленку ушибла.

— Я тебе помогу.

Понадобилось время, но в конце концов они снова оказались на бетонном тротуаре моста, хотя без Джерри выбраться у Шарлотты никогда бы не получилось.

Она стояла на крыльце возле его двери, уже подняв руку, чтобы постучаться, а сердце ее билось до того сильно, что даже в ушах отдавалось. Арлин не сделала ничего плохого: именно это, слово в слово, она и заехала сказать ему. Отчего ж она так боялась, что он пошлет ее ко всем чертям веселым? Когда же, если точно, эта катавасия опять пошла не туда? Арлин решила, что она, должно быть, где-то в другом месте была, когда все это без нее случилось.

Она крепко бухнула по входной двери и тут же захотела убежать. Уже даже два шага назад сделала, когда он открыл дверь. На нем были синие треники и простая облегающая белая футболка.

— Арлин.

— Рубен, ты думаешь, что со мной все легко?

— Нет. На самом деле мне с тобой довольно трудно. — Затем он откинулся на дверной косяк и улыбнулся. И она не смогла принять сказанное им за обиду, потому что улыбка была славная, пусть левый уголок его рта в ней и не участвовал, а значит, он, должно быть, славно ее поддразнивал.

— Вот-те на, вздумал горшок котел сажей корить! Я могу войти на минуточку?

Улыбку будто ветром сдуло.

— А-а. Э-э. У меня беспорядок.

— В твоем доме? Давай серьезней. Ты не из того теста, чтобы жить в беспорядке.

Он приоткрыл дверь чуть пошире, показывая гостиную, всю уставленную стандартными при переездах картонными коробками.

— Я еще не совсем распаковался.

— Ну, знаешь, Рубен! Это еще, черти веселые, не беспорядок. Не твоя ж в том вина, что весь этот скарб только-только сюда попал, верно?

— Верно, — кивнул он. Ответ его прозвучал все еще неуверенно, но он отступил от двери, давая ей пройти. — Отчего я должен думать, что с тобой все легко?

— Черти веселые, я не знаю. Я вообще все время не знаю, о чем ты думаешь. Просто хотела убедиться, что ты так не думаешь. — Арлин устроилась на диване.

— А с тобой и впрямь все легко?

— Ну, нет. Я так не считаю. Ну, нет — по моим меркам. То есть, с сексом у меня все прекрасно, не в том дело. Но если я с одним, то он и единственный. Рики уже больше года нет, а никого другого у меня все еще нет. Из-за одного этого меня не назовешь распутной. А ты как?

— Нет, меня тоже никак к распутникам не причислишь. Хочешь выпить чего-нибудь? Пива хочешь?

— Черт, хочу вдребезги, но — нет. Я алкоголик на излечении.

— Ой, прости. Это я глупость сморозил.

— Ты ж не знал.

— Я заметил, что ты никогда не заказываешь спиртного, но не придал этому значения.

— Мы все еще на самом деле не так-то хорошо знаем друг друга.

А это было еще одно, о чем она приехала ему сказать.

То, что он держался с ней так замкнуто, что едва ли не чужаком казался, может быть, и было причиной, доведшей ее до мысли, будто она дешевка.