Гадая, что ж могло там произойти, матросы столпились у веревочного трапа. Альварадо взлетел на борт с ловкостью обезьяны и, растолкав их плечами, бросился к каюте адмирала. Матросы принялись поднимать на борт свертки и мешочки с непроданными товарами.

Кортес появился на палубе минут через пять. В белой рубахе, с обнаженным мечом в руке он походил на героя рыцарских романов, которые Ромка читал, учась немецкой и испанской грамоте. Что-то на ходу втолковывая Альварадо, он погнал его обратно к шлюпке. На этот раз в ней были только гребцы, солдаты остались на палубе. Освободившаяся от груза посудина порхнула по волнам, но, вопреки ожиданиям, не к берегу, где на песке одиноко сидел старый туземец, а в сторону эскадры, оставшейся за рифами.

Кортес молча вернулся в каюту. От нечего делать Ромка пошел на корму. Туда днем выносили столик, за которым любили провести время свободные от вахты офицеры и гражданские чины. Сейчас за столом сидел капитан Эскаланте. Он смотрел в море осоловелым от вина и жары взором и медленно вливал в себя очередной бокал.

Капеллан Диас очень внимательно слушал рассказ де Агильяра о том, что случилось на острове.

— Ну да, говорит, корабль был, двухмачтовый. Старик сказал, что, когда люди с него спустились на берег, его соплеменники испугались и убежали, не успев взять собой никаких припасов, даже воды. Капитан — я так понял, это был старший из братьев Альварадо — приказал своим людям брать еду и золото, какое найдут. В одной постройке, видимо, местном святилище, они нашли несколько диадем, бус и кулонов из низкопробного золота, забрали пару отрезов ткани, вернулись на корабль, к утру снялись с якоря и уплыли в неизвестном направлении.

— Да почему неизвестном? Вон каравелла Камачо. Ранним утром встала на рейд, — молвил Эскаланте. — А вон и шлюпка. Да не одна, — удивился он. — И Камачо собственной персоной. В цепях?!

Все бросились к борту, с удивлением наблюдая странную процессию. В первой лодке рядом с Педро де Альварадо сидел высокий статный человек в кандалах. Судя по всему, это и был навигатор Камачо, заключенный в оковы за то, что не остался в намеченной точке сбора, а самоуправно причалил к берегу. Во второй лодке в окружении солдат с аркебузами сидел старший брат Педро, Гонсало де Альварадо. Цепей на нем не было, но видом он напоминал скорее арестанта, чем капитана великой флотилии.

Шлюпки причалили. Провинившихся подняли на палубу. Минут пять они стояли под палящим солнцем. Солдаты с непроницаемыми лицами охраняли их, положив аркебузы на плечо.

Наконец из каюты появился Кортес, подошел к Камачо, посмотрел ему в глаза и бросил:

— В канатный ящик.

Два матроса подхватили навигатора под локти и поволокли по палубе, с глаз долой.

Кортес повернулся к Гонсало и почти любезно проговорил:

— Разбоем и отнятием имущества плохо утверждается дело мира. Поэтому сейчас ты возьмешь у своих солдат все, что вы забрали в деревне…

— Мы съели всех кур, — опустив глаза, промолвил Гонсало Альварадо.

— Ну, значит, все, кроме кур, вы отвезете вот тому старику на берегу. И захватите подарков каких-нибудь. Пусть он идет в деревню и просит людей торговать с нами. И относись к нему уважительно — это касик[15]. Местный сеньор. Понятно?

Гонсало кивнул.

— Ну так чего же вы стоите?

Тот подпрыгнул как ужаленный и перевалился через борт. Спустя несколько минут его шлюпка уже мчалась обратно к своему к кораблю.

Через полчаса Альварадо-старший проплыл мимо них к берегу и высадился подле касика, сидящего на песке. В присутствии почетного караула из десятка солдат он передал ему подарки и долго раскланивался так, как не делал этого, наверное, даже перед дамами на балу у губернатора.

— Редкая смесь трусости и наглости. Еще час назад он рисковал просидеть в канатном ящике до возвращения на Кубу, а теперь уже фиглярствует, — присмотрелся к происходящему на берегу де Эскаланте.

Кровь бросилась в лицо младшему Альварадо, рука потянулась за мечом. Де Эскаланте смерил его презрительным взглядом и отвернулся. Из дона Педро будто выпустили воздух. Он прекрасно понимал, что, дойди дело до дуэли со старым воякой, ему не удастся ни отстоять честь, ни сохранить жизнь.

На следующий день туземцы вернулись к своим домам, а через несколько часов пришли с товарами на берег. Размахивая руками и свертками из пальмовых листьев, они показывали, что готовы обменять плоды своего труда на заграничные безделушки.

Заспанный Альварадо, чертыхаясь, спустился в шлюпку и через десять минут был на берегу. Его кресло-бочонок матросы поставили на циновку, специально расстеленную туземцами. Два солдата встали рядом с офицером и сорванными пальмовыми листьями стали гонять горячий воздух, пытаясь хоть немного остудить голову начальника, свои панцири и отогнать тучи назойливых мух. Еще двое остались в лодке, держа наготове взведенные арбалеты. Все свободные от вахты обитатели каравеллы столпились у борта, увлеченно наблюдая за торгами.

Местные по очереди стали подходить к дону Педро, раскрывали свертки, разворачивали листья. Тот бегло осматривал принесенное и, ныряя рукой в свой непомерный кошелек, в соответствии со своим представлением о ценности принесенного одаривал туземца зеркальцем или связкой бус.

Через некоторое время все малоценные предметы перешли из рук в руки и торговля пошла по-крупному. Один хромой и, судя по количеству татуировок и шрамов на теле, знатный абориген принес что-то в тряпице, подозрительно напоминающей подол дорогой батистовой рубахи, и развернул ее. Огненно блеснули округлые бока огромного самородка. Из рук в руки перешли дорогие ножны с клинком отличной толедской стали. Туземец помоложе, опасливо озираясь, принес что-то небольшое, но увесистое. Альварадо взглянул и, не торгуясь, отвалил ему несколько ножей и почти половину оставшихся бус.

Наконец людской поток иссяк. Матросы покидали свертки на дно и двинулись в обратный путь. Отяжелевшая лодка с трудом доковыляла по волнам до трапа. Часть свертков тут же отправилась на камбуз, часть — в каюту адмирала.

— Эти индейцы доверчивы как малые дети, — зевнул де Эскаланте. — Сегодня они готовы доверять тем людям, которые вчера грабили их деревню. Будто и не было ничего. При столкновении с нами у них нет шансов. — Он вздохнул, пригубил вино и уставился на морскую гладь, простиравшуюся до самого горизонта.

Ромке интересно было бы узнать, о чем думает старый вояка, но спросить он не решился.

Четырехместный ялик с разгону воткнулся тупым носом в пологий берег и заскрипел по песку. Человек в плаще, неуловимо меняющем цвет в зависимости от окружающего фона, перепрыгнул через борт, утопая по щиколотку в песке, двинулся к месту недавней торговли, брезгливо потрогал носком сапога обрывки пальмовых листьев, потянул носом воздух и быстро зашагал обратно.