дымке, теплой, однообразной, солнце словно разжижается в ней – и все равно пропекает вам голову до самого мозга, вынуждая не снимать шлем с утра до вечера.

Вдоль океана, вдоль реки тянется непроходимый лес, вздымается зелень, но и у нее какой-то серый оттенок.

Здесь, в джунглях, до сих пор еще обитают дикари-индейцы, охотники за головами, но можно прожить в этих краях лет шесть и ни разу их не увидеть.

Вдали от океана, в пяти днях пути на каноэ, есть город, о названии которого я умолчу, испанский городишко, похожий на тот, с которого я начал рассказ, но в этом городишке жарко, в нем нет воздуха, нет веселья, потому что он лежит на равнине.

Золотой прииск? Чтобы попасть туда из города, надо сперва спуститься по реке до самого моря. Я сказал – пять дней пути. Нанимают три или четыре каноэ, каждым правят два индейца. К бортам каноэ крепятся стволы бамбука, они служат балансирами. Путешественники преодолевают пороги. Берегутся аллигаторов. Часто встречаются мели, и тогда индейцы соскакивают в воду и толкают лодки.

Спят на земле, положив рядом ружья, но главное, все время приходится сражаться с насекомыми, и поутру опухшие лица путешественников напоминают цветную капусту.

Добравшись до устья, надо выйти в океан и проплыть несколько миль вдоль берега до следующей речки, поуже, а затем подниматься по ней еще два дня.

Не спрашивайте, можно ли проделать этот путь пешком, на лошади, в машине. Через лес не пробраться. Это стена. Единственная дорога – река, другой нет.

Просвет среди деревьев. В сотне метров от мутной реки деревянный дом, крытый гофрированным железом, белые буквы складываются в солидные слова: «Анонимное общество золотых приисков…»

Внутри дома железная походная кровать, умывальник, письменный стол светлого дерева, как во всех конторах, груды бумаг на шкафах, старомодный сейф.

И человек, француз – ему без малого тридцать пять лет.

Апрель, 12-е число, запомните хорошенько эту дату. Самый разгар сезона больших дождей и соответственно невыносимой жары. Дождь стоит стеной часы и дни напролет, все вокруг затоплено, а когда солнце желтым лимоном проглядывает из-за густой пелены облаков, от земли валит пар, и напрасно человек старается вздохнуть полной грудью: дыхание делается прерывистым, затрудненным.

Вечер. Хибару заливают струи дождя, плесень разъедает сапоги, вырастает на всем, что сделано из кожи. Стопки бумаг на столе пропитаны водой и похожи на влажные тряпки.

Керосиновая лампа. Полуголый человек, на коже которого в этакой жаре все время проступает испарина, пишет, задыхаясь, замирая после каждой фразы.

Передо мной лежит письмо, которое он написал той ночью; это один из самых душераздирающих документов, какие мне известны. Адресовано оно другому французу, живущему в городке, о котором я вам говорил, в том, до которого от океана пять дней пути на пироге. Первые строчки написаны чернилами.

Дорогой друг!

Умоляю вас побыстрей исполнить мою просьбу. Пускай Д. (это метис, который все время снует между прииском и городком) привезет мне, не теряя ни минуты, как можно больше противоцинготного сиропа и как можно больше апельсинов. А еще два гигиенических ведра, внушите ему это особо. (Он, негодяй, может и обязан меня спасти…)

Буквы прыгают. У человека лихорадка. Прервав письмо, он без сил бросается на пропахшую потом и плесенью койку. И сразу же под крышей, под полом начинается кошмарная, бесконечная пляска крыс.

В хижинах вокруг дома спят полсотни индейцев и метисов. Совсем рядом слышится однообразный шум набухшей от дождя реки.

Сколько минут прошло? Я восстанавливаю эту ночь только с помощью письма. Дальше в нем пробел. Следующие строчки нацарапаны карандашом, еще более лихорадочным почерком.

…Клопы, крысы, удушающая жара, бессонница. Но главное – крысы. Они справляют шабаш. Сущая пляска дикарей перед тем, как снять скальп. Двух я только что прикончил, но их тут сотни – я не смею даже погасить свет…

Пытался ли он все же уснуть? Наверно, от лихорадки у него зуб на зуб не попадает, все тело бьет дрожь. О чем он думает? О том, каким был и что с ним теперь стало?

В Южную Америку он приехал семь лет назад. До того преподавал в провинциальном французском лицее, получил степень кандидата физико-математических наук, потом преподавал в Париже, в Высшей школе торговли и промышленности, читал курс технических дисциплин.

Парижские и лондонские дельцы из тех, что летают самолетами и обитают в роскошных отелях, обратились к нему и заключили с ним неожиданный контракт, в силу которого он назначался не просто инженером, но директором их предприятия, причем статьи контракта пестрели странными оговорками, изложенными в мудреных терминах.

– Обычные формальности… Это чтобы мы были уверены в вашей преданности…

На самом деле теперь они были уверены в том, что, если предприятие лопнет, всю ответственность понесет он.

И вот уже семь лет он здесь. Он и впрямь нашел небольшие запасы золота. Затребовал машины; несколько месяцев не было никаких известий, потом телеграф принес сообщение, что техника прибыла…

Техника, перекупленная у какого-то банкрота, оказалась совершенно негодной.

Все это время наш герой даже не получал денег, чтобы платить индейцам, и большую часть времени сидел без медикаментов.

Он совершил чудеса. Отремонтировал машины при помощи подручных средств. Добыл золото. Отправил его в Лондон: ему объяснили, что по некоторым таинственным причинам штаб-квартирой избрана Великобритания.

Попробуйте медленно сосчитать до семи, делая между цифрами минутный перерыв. А теперь представьте: семь лет… Семь лет на одном месте, в этой серой духоте, бок о бок с рабочими-туземцами, которые то вдруг исчезнут, то что-то украдут, и только изредка приходят странные телеграммы, туманные письма…

Все хорошо. Продолжайте добычу Требуемые средства получите ближайшее время…

Иногда наш герой проделывает пятидневный путь в пироге и наведывается в городок, где на него поглядывают с любопытством и отчасти с иронией.

– Вам надо полечиться, – советует врач.

Противоцинготный сироп, апельсины… Но особенно необходимы гигиенические ведра!

Что делается в Париже? Что в Лондоне? Почему приехавший метис привез письмо, из которого следует, что он назначен не то заместителем директора, не то шпионом при нем?

Не потому ли, что однажды в городе, узнав из газет, что в Европе его прииск объявлен богатейшим, хотя на самом деле почти не дает дохода, инженер выразил удивление?

Он написал туда. Ждет ответа. С тех самых пор метис не спускает с него глаз, все время рыщет вокруг его развалюхи и перехватывает письма, которые инженер отправляет в город.

Я читаю письмо. Через несколько строк снова идут чернила:

Вчера, воспользовавшись приездом Ж., я продал