Конфликт (в периодически сменяющих друг друга «горячих» и «холодных» фазах) длился свыше 20 лет. Корейские княжества вели борьбу по принципу «все против всех», в их войны часто вмешивались войска Ямато. Любопытно, что теперь, когда говорится о подготовке атаки на Силла, говорится отнюдь не о 60-тысячной армии японцев. Цифры, которые приводят летописи, куда скромнее: 1 000 воинов. 100 лошадей, 40 кораблей. Все это выглядит вполне реалистично.

В 562 г., как заявляют хроники, Силла все же уничтожила Миману. Правда, тут же говорится о наступлении японцев, о том, что войска Силла терпели поражение за поражением, но японский полководец вынужден был отступить.

Войска Силла действовали в союзе с Когурё. Хотя конфликт, вроде бы, завершился победой японцев, она, вероятно, оказалась весьма условной. Оба княжества выплачивали дань, но мешали закреплению Ямато на материке.

Но 552 г. приходится одно важное событие во всей этой военно-дипломатической мешанине. Прибывшие послы Пэкче привезли в дар японским правителям статую Будды Гаутамы Шакья-Муни, а также тексты сутр. Началось официальное знакомство Японии с буддизмом.

А уже в следующем году государь Киммэй приказал сделать из ствола священного камфарного дерева две статуи Будды и установить их в синтоистском храме Ёсино. Где «они стояли, испуская свет».

Знакомство с буддизмом, судя по всему, состоялось намного раньше (так должно было случиться, учитывая, сколько эмигрантов с континента, где эта религия давно уже известна, осело на островах). Скорее, посольство Пэкче — это просто закрепление уже завоеванных буддизмом позиций. А государь, распорядившись сделать статуи, решил стать примирителем двух культов.

Новая религия оказалась необходимой при создании единого государства — вот в чем главная причина официального признания буддизма в Японии. И род Сога, ведя борьбу с синтоистской аристократией, боролся и против местного сепаратизма. В руках буддийского клана оказались даже главные священные синтоистские реликвии — зеркало, меч и яшма. Ведь Сога были назначены хранителями императорской сокровищницы.

Клан Сога, получив власть, начал проводить политику контроля над провинциями. Ранее император лишь подтверждал власть местных знатных родов над той или иной провинцией. Теперь же Сога ставили на высшие чиновничьи посты своих людей, полностью зависимых от них. Угроза восстаний на периферии, которые прежде потрясали всю страну, была снижена. Прекратились и клановые распри на местах.

Проводились и вполне мирные мероприятия, например, перепись населения. Налоговая система при Сога стала более развитой.

Борьба кланов Сога и Мононобэ усилилась в правление императора Бидану и достигла особого накала при императоре Ёммэе.

Хроники отмечают: Бидацу был поклонником китайской литературы, но не стал буддистом. Вероятно, под китайской литературой может иметься в виду конфуцианская. А это означает попытки строить государство по образцу континентальных.

Голод и эпидемии сильно мешали введению реформ Сога. Стоило разразиться очередной эпидемии, и синтоистская аристократия немедленно заявляла, что истинная причина — гнев богов. В «Нихонги» говорится, что после очередной эпидемии Мононобэ Окоси и Накатоми Камако еще в царствование Киммэя, когда тот решился принять буддизм, предупредили: введение новой чужеземной веры ничем хорошим для государства не кончится. Вслед за этим начался мор, много людей погибло, а устрашенный император повелел выбросить в реку буддийские изображения и сжечь храмы. Тем не менее, буддизм в стране все же остался. Но и в дальнейшем повторяется все та же схема: строятся монастыри, в стране происходит эпидемия, буддийских монахов разгоняют, храмы разрушают, но… буддизм при этом оказывается живучим.

Начало вражды Мононобэ и Сога официально относится к моменту смерти Бидацу. А. Моррис приводит в своей работе «Благородство поражения» пример политических дискуссий того времени (согласно «Нихонсёки»): «Когда тело Его Величества лежало во дворце временного погребения в Хиросэ, Великий Министр Умако пришел сказать надгробное слово. Он вошел в помещение, опоясанный мечом. Увидев это. Великий Предводитель Мононобэ-но-Мория разразился смехом и воскликнул: «Он выглядит, как маленькая птичка, проткнутая стрелой». Когда пришла очередь Мория говорить речь, он так сильно дрожал, что Умако сказал с издевкой: «Ему следовало бы привязать к конечностям колокольчики».

Учтем, что Сога считались «гражданскими лицами», поэтому меч при Cora Умако смотрелся, мягко говоря, странновато.

Но конфликт начался задолго до этого столкновения, оно лишь расставило все точки над «i» в стране. Рост влияния придворных кланов шел и до того. Гражданские управители Сога вели хитроумную «брачную политику», в результате которой породнились с императорской семьей (нечто подобное происходило и в дальнейшем).

С царствованием Ёмэя связано начало дворцовой распри, известной как мятеж принца Анапобэ. Кстати, Ёмэй прежде всего отменил запреты на буддизм. Противником стал не только один из сыновей государя Киммэя, но и полководец из клана Мононобэ, выступивший на его стороне.

Мононобэ хотел видеть на троне своего ставленника. События, которые вначале трактуются как распря из-за Касикая-Пимэ, вдовы государя Бидацу (иными словами, ее авторитет хотели использовать для восшествия на престол), приняли характер гражданской войны между кланами. В итоге принц Анапобэ был убит, но боевые действия продолжались: остался в живых главный противник, Мононобэ-но-Мория О-Мурадзи, составивший войско «из своих юных родственников и рабов». Исследователи предполагают, что костяком сил Мононобэ могли быть замиренные айны и кумасо (хаято).

В описании борьбы с министром Мононобэ мы впервые встречаем имя человека, с которым связано укрепление японской государственности в начале следующего периода истории. Это принц крови Умаядо. Пока что он упоминается, как один из полководцев, выступивших на стороне Сога. Согласно хроникам, принц Умаядо перед битвой решил принести обеты. Он срубил дерево «нуридэ» (считавшееся священным для буддистов), сделал изображения Четырех Небесных Властителей (хранителей четырех сторон света, Дэвараджа) и объявил, что в случае победы он построит храм в их честь. Подобный же обет принес и Сога-но-Умако Сукунэ.

Битву они выиграли и храмы отстроили. Род Мононобэ, судя по всему, был перебит. Так что порой и мирным буддистам приходилось браться за оружие. Но поводом все же было не насильственное навязывание религии, а борьба с попыткой узурпации.

Пожалуй, важно упомянуть и о герое, прославленном тем, что совершил самоубийство после поражения в бою. Это некий Тоторибэ-но-Ёродзу, приближенный Мононобэ, оставленный охранять их дом в Наниве. После известия о поражении своих господ он перерезал себе горло кинжалом.

Вот отчет о его гибели, приведенный в книге А.Морриса «Благородство поражения».

«Сподвижник Великого Предводителя Мононобэ-но-Мория по имени Ёродзу из семейства Тоторнбэ командовал большим отрядом людей, охранявших особняк [Предводителя] в Нанива. Услыхав, что Великий Предводитель пал, он бежал верхом на лошади в середине ночи. Он направлялся к деревне Аримака в районе Тину и, миновав дом своей жены, спрятался в холмах. Дело было рассмотрено при дворе, и вынесено решение: «Ёродзу скрывается в этих холмах из-за того, что имеет предательские намерения. Его семья должна быть незамедлительно предана смерти! Приказ этот должен быть исполнен без промедления».