Юк почесал кончик длинного носа. Его фиглярское черно-белое лицо забавно сморщилось.

– А зачем тогда вы всю эту войну затеяли?

– Захотелось, – сказал Бертран. – А что, нужна еще какая-то причина?

* * *

В первый же день, когда воинство Риго и Адемара подступилось к стенам Аутафорта, произошло столкновение. То ли Хауберт недоглядел, то ли граф Риго так в бой рвался, что вовремя остановиться не сумел, но только набежала лавина на высокие стены Аутафорта и ударила со всей силы.

Замок вздрогнул, как человек, которого хлопнули по плечу; больше же ничего не произошло. Осаждающие потеряли троих или четверых; осажденные всего лишь одного – да и тот пропал по глупой случайности.

Это был как раз тот неумытый мужлан, именем Жеан, что грезил домной Аэлис и даже пытался слагать стихи, да только в памяти они не застревали, а записать не умел, так что сгинули все эти художества вместе с Жеаном.

Вот граф Риго штурмует крепкие стены Аутафорта, и один из приведенных им лучников пускает стрелу, и Жеан, помогавший наваррцу Эмерьо устанавливать высокий щит (дабы ловчее прятаться и целиться из большого лука на треножной опоре), вдруг вскрикивает жалобным голосом и валится набок, своротив щит и рухнув прямо на лук наваррца Эмерьо.

И Эмерьо ругается на чем свет стоит, а Хауберт машет рукой, и меч в руке Хауберта сверкает на солнце. Трое брабантцев подтаскивают к краю стены бочку с кипящей водой и опрокидывают. Вода с шипением устремляется вниз, марая омытые зноем серые камни стен, обваривая траву и вызывая громкий вой воинов Риго и Адемара.

И эн Бертран видит все это и смеется, и его светлые волосы треплет легкий ветерок, и высятся за его спиной грозные стройные башни Аутафорта.

Хоть и воспевал эн Бертран в своих непревзойденных сирвентах радость конной атаки, но сам вел войну согласно иным законам, ибо поэзия здесь не советчик.

Итак, эн Бертран весьма доволен, а граф Риго внизу ярится, точно цепной пес, которому издали показывают очень лакомый кусочек.

И вот, ворча и ругаясь, разбивают внизу шатры, отправляют в деревню нескольких солдат с наказом как следует пограбить, но никого до смерти не убивать; а еще двое закапывают в землю погибших.

И Хауберт, обтирая ладонью пот со своей толстой рожи, отдувается и сообщает, что убитых среди Бертрановых людей нет… то есть, вроде бы, есть, но он, во-первых, пока не умер, а во-вторых, по мнению капитана Хауберта, человек этот ничего не стоит, так что и печалиться тут особо не о чем.

И эн Бертран, сердясь, идет к лучнику Эмерьо и возле поверженного щита видит Жеана со стрелой в боку.

Бертран наклоняется над Жеаном и берет его за руку.

И Жеан говорит:

– Мне страшно.

А после умирает.

И эн Бертран, отпустив его руку, отдает приказание похоронить этого Жеана, а после хлопает Хауберта по плечу и говорит:

– Граф Риго еще обломает об нас все свои зубы!

И Хауберт-Кольчужка смеется. И эн Бертран смеется.

А граф Риго бродит между шатров и злобствует.

* * *

Так минуло несколько дней. И вот, когда эн Бертран окончательно вошел во вкус военной жизни и даже жонглера Юка – человека весьма мирного – к тому же принудил, приспела ему нежданная радость, смешанная, впрочем, с горькими слезами.

Как-то ночью, когда эн Бертран почивал сном невинности, дабы встать на рассвете и отправиться, как это у него заведено, в часовню, разбудил его в неурочный час какой-то неприятный шум. Щенок, пригревшийся в хозяйской постели, тотчас же испустил страшный рев и помчался пугать пришлецов.

Гневаясь, поднялся эн Бертран и сразу взялся за оружие, заботу о штанах оставив на потом.

И тут дверь отворилась и один из наемников, именем Вильгельм, вошел и сообщил, что какой-то человек стоит под стеной и просит впустить его в замок.

Эн Бертран на то отвечал, что разговоры о чужаках, которые хотят пробраться в замок, лучше вести с лучником Эмерьо, коли тот и вправду видит в темноте, как похваляется, а его, Бертрана, лучше бы по ночам не беспокоить.

Однако Вильгельм эн Бертрану ответил, что человек тот называет себя Азиманом – странное имя, не иначе – сарацинское.

Тут эн Бертран меч отбросил и за штаны схватился, крича – пусть скорей со стены веревку спускают и этого Азимана в замок поднимают. И пусть Эмерьо все-таки пробудится и с луком наготове встанет, следя, чтобы граф Риго в попутчики Азиману не навязался.

Вильгельм, видя, какую радость вызвало у эн Бертрана известие, ухмыльнулся и затопал вниз по лестнице – приказание выполнять.

И вот приводят к Бертрану Фалькона де Марсалью. И Бертран, раскинув руки, устремляется к Фалькону навстречу, и обнимает дорогого гостя, так что у Фалькона ощутимо похрустывают косточки, и отстраняет его от себя, чтобы получше разглядеть, и бьет его кулаком по спине, и кричит страшным голосом, чтобы подали ужин и доброго вина, коли не всё еще выхлебали.

И сидят вместе до утра, забравшись в кровать, и едят холодное мясо, запивая его красным вином, и угощают щенка, и слушают, как сонный Юк наигрывает на сонной лютне, а новости так и льются.

Эн Бертран рассказал Фалькону все о своем брате. Как захватил он, Бертран, прекрасный замок Аутафорт, и как бежали брат его Константин и прекрасная Агнес де ла Тур. Как ходил Константин по всем окрестным сеньорам и при каждом дворе усердно пел лазаря.

– И вот теперь меня осаждают! – заключил эн Бертран, засмеявшись. И еще один кусок мяса на нож насадил.

Фалькон же, выслушав все это, сказал грустно:

– Мои новости печальнее.

Бертран насторожился. Нож опустил. Засопел.

Фалькон сказал:

– Умер молодой король Генрих.

– Генрих? – переспросил Бертран. – Туда ему и дорога.

– Молодой Генрих, – повторил Фалькон. – Не старый. Тот, кто был вам одно время дороже брата.

– Молодой Король? – еще раз переспросил Бертран, не веря своим ушам. И мгновенно слезы потекли у него из глаз, ибо эн Бертран от всей души любил Молодого Короля.

– Он мертв уже четыре дня, – сказал Фалькон. – Я узнал об этом, когда проезжал Борн.

– Его убили?

– Он умер от лихорадки, – объяснил Фалькон. И тронул Бертрана за руку. – Прошу вас, не нужно так убиваться.

Но Бертран больше не слушал.

* * *

Эн Бертран был, конечно, не самым знатным сеньором Лимузена, однако это не мешало ему водить тесную дружбу с королевскими сыновьями. И хотя Генрих Юный с тех пор, как был коронован, не часто виделся с эн Бертраном, добрые отношения между ними не прерывались. Кроме того эн Бертран нешуточно рассчитывал на поддержку Генриха и потому довольно спокойно сидел у себя в Аутафорте и поглядывал вниз со стен на графа Риго. Теперь же ощутил себя как будто раздетым.