– Как тебе прекрасно известно, у меня страшно болела голова – с самого утра.

Полковник успел заметить улыбку, скользнувшую по хитрому личику. Он знал, что именно она означала. Интересно, с кем Амелия делила эту постель.

Она уронила купальное полотенце на пол и остановилась, обнаженная, перед туалетным столиком, рассматривая в зеркале свою фигуру. «Дорогая Амелия» не страдала от застенчивости. Она прекрасно знала каждый дюйм своего тела, как солдат-кавалерист знает своего коня. Она и заботилась о нем так же: кормила его, обихаживала, старательно за ним присматривала, тайком немного баловала. Солдат знает, что, если он должным образом позаботится о своем коне, тот всегда будет верно ему служить. В отношении своего главного достояния – тела – Амелия придерживалась точно такой же философии.

Откинувшись на подушки, полковник наблюдал, как Амелия, повернувшись спиной к зеркалу, разглядывала через плечо свое отражение. Она ущипнула себя за ягодицы, видимо, проверяя, не появилось ли там лишнего жирка.

Успокоившись на этот счет, Амелия накинула пеньюар, уселась за туалетный столик и взяла щетку для волос.

– Приятно провел день? – осведомилась она, приводя в порядок спутавшиеся золотистые пряди.

– Очень.

Хилберт приподнялся на локтях, потом поднялся с постели и встал у Амелии за спиной. Полупрозрачный пеньюар соскользнул с ее плеча, искусно обнажив плечо и одну грудь. Не снимая перчаток, он протянул руку и обхватил пальцами белую шею.

– Ты как всегда прелестна, моя радость.

Несмотря на комплимент, она наморщила носик:

– От тебя разит конским потом.

– Ездил верхом целый день. Как еще от меня может пахнуть? – Полковник приподнял стек и потом несколько раз провел им по ее соскам, опустил вниз по животу к треугольнику пышных завитков. – Всегда получаю удовольствие от хорошей езды.

Она повела бедрами и многозначительно засмеялась.

Амелия могла быть игривой и даже изобретательной. На его глазах она делала такое, от чего покраснела бы и опытная шлюха. И хотя во время их первых встреч она притворялась девственницей, притворство ее было мгновенно отброшено, как только она поняла, что ему это совершенно все равно. Более того – он даже был доволен тем, что она уже владела искусством любовных утех. Хилберт наклонился, чтобы его ладонь могла повторить путь стека.

– Тебе надо помыться, – заявила Амелия.

– Значит, ванна здесь очень кстати.

– Я скажу Хет, чтобы она принесла чистой воды.

Амелия приподнялась, но полковник остановил ее, положив на обнаженное плечо стек. Он напомнил о своей власти над ней.

– Старому вояке и это сгодится. Я готов забраться в нее после тебя, дорогая.

– Все, что пожелаешь, Хилберт.

Он понимал, что ее послушание притворно. Он иронически улыбнулся и приподнял мохнатую бровь:

– Неужели все?

Амелия чуть ли не замурлыкала. Она прижалась к его плечу (будто не было запаха конского пота) и начала тереться о него.

– Чего бы тебе хотелось?

– Чтобы ты меня раздела…

Она принялась расстегивать пуговицы еще до того, как он закончил фразу:

– …и принесла мне рюмку мадеры, пока я буду лежать в ванне.

Она будто девочка надула губки:

– А мне показалось, что ты задумал что-то другое…

– Знаю. Но ты ошиблась, дорогая.

«Как это часто с тобой бывает», – мысленно договорил он.

– Наверное, ты устал после долгой поездки.

Полковник хотел съязвить, что, мол, это же можно сказать и о ней. Однако он просто кивнул головой:

– До Серапеума и обратно дорога довольно долгая, старушка.

Он знал, что Амелия ненавидит, когда он называет ее старушкой. Именно поэтому он время от времени вставлял в разговор это обращение.

– Кстати, как наша подопечная?

– Чертовски хорошая наездница эта леди Элизабет.

– Чему удивляться? Она всегда казалась мне чересчур крупной и массивной девицей.

Полковник игнорировал ее злые слова.

– Прекрасно держится в седле.

Амелия прошлась вокруг него, обольстительно покачивая бедрами, и кокетливо напомнила:

– Бывало, ты говорил так обо мне.

Хилберта это ничуть не развлекло. В последнее время Амелия стала будить в нем не желание, а раздражение. В ней не было никакой тонкости. Никакого аристократизма. Не то что Элизабет Гест, в одном пальчике которой было больше изящества, чем во всем пышном теле Амелии.

Видимо, на его обветренном лице отразилась тень от вращения.

– Ты успел привязаться к этой девице, не так ли, Хилберт? – спросила Амелия.

– Наверное, да. Она прекрасная и умная молодая женщина с добрым сердцем.

Амелия не сдержалась и ужалила, как ядовитая змея:

– Вот уж не думала, что тебя привлекает доброе сердце! Скорее пара красивых высоких грудей, за которыми оно бьется.

– У тебя всегда в мыслях одно и то же, – произнес полковник с глубоким отвращением.

– Именно поэтому ты на мне и женился! – ответила она чересчур громко.

Он нанес ответный удар:

– Но мы ведь так и не собрались оформить это официально, если я не ошибаюсь?

Повернувшись к нему спиной, Амелия небрежно бросила через плечо:

– К счастью. Ты стареешь, Хилберт, и в постели с тобой скучно.

Он резко развернул ее и, ткнув стеком в подбородок, поднял ей голову.

– Мне кажется, дорогая, что на этот раз ты зашла слишком далеко.

Властный тон мгновенно подействовал на Амелию. У нее на глазах выступили слезы, ровные белые зубки впились в нижнюю губу, подбородок с ямочкой задрожал.

Глубоко вздохнув, она прошептала:

– Мне очень жаль, Хилберт. Я это несерьезно.

– Я знаю, что тебе жаль, радость моя. Тебе всегда бывает жаль.

Эту сцену они проигрывали уже много раз, и всегда она заканчивалась более или менее одинаково. И, как прежде, он пытался определить, действительно ли она искренне раскаивается или это он недооценивает ее актерский талант.

– Позволь, я помогу тебе снять куртку и сапоги, – смиренным тоном попросила Амелия. – Ты же хочешь помыться, прежде чем идти пить чай.

– Конечно, от меня же чертовски воняет.

– Это запах мужчины, дорогой, и тебе он идет.

Амелия завела иную песню, хотя совсем другое доносилось из ее уст всего несколько минут назад. Она вдруг оживилась и защебетала:

– Кто-то из офицеров говорил, что мы будем несколько суток стоять в Миние, около Бени-Хасана, чтобы можно было ночевать в пещерах.