Но однажды ее все же застали за этим занятием, когда игра продолжалась уже достаточно долго.

Рекла всегда заботилась о том, чтобы не оставлять следов. Когда она мыла в ручье грязные руки, то с облегчением улыбалась. Кровь уплывала прочь, унесенная течением, а она становилась чистой.

«Больше я не буду так делать, это был последний раз», — говорила она себе.

Но через несколько дней это вдруг случалось снова. Она притворялась, что присоединилась к играм своих спутников, а потом, опустив голову, уходила в лесную чащу. И была такой пугающе молчаливой, что другие начинали ее бояться.

Но мать Реклы не боялась ее. Однажды она пошла за дочерью и спряталась за ветвями, чтобы узнать, чем развлекается ее дочь. А когда увидела, вышла из своего укрытия с ужасом во взгляде.

— Какого черта ты здесь делаешь?

В первый раз за всю жизнь Реклы ее побила мать, а не отец, и, пока била, повторяла, что Рекла — чудовище и то, что она делает, недостойно человека.

Все же мать не рассказала об этом своему мужу. Но сделала это лишь для того, чтобы муж не задал головомойку ей самой. Она заперла Реклу в одной из комнат дома и несколько дней продержала ее там без еды.

Рекла чувствовала, что заслужила это, и не могла ни в чем упрекнуть свою мать. Уже поздно: то, что началось как глупая игра глупых детей, стало безумной одержимостью. Но все равно она может с этим справиться. Лежа в темноте на своей постели, она поклялась, что изменится, — она не знала как, но изменится и никогда больше не сделает этого.

И Рекла попыталась стать нормальной. Постаралась жить как все другие дети, с их мелкими проблемами, с их смехом без причины. Но не смогла. Для нее было невозможно смешаться с ними. Она была плохой, она совершила ужасные дела — так сказала ей мать, и поэтому для нее нет места в деревне. А если это действительно так, почему не продолжить? Почему не начать снова играть в эту глупую игру, которая к тому же одна приносила ей облегчение?

Это случилось снова. И снова ее застали. И опять это была ее мать, которая, вероятно, испытывала удовольствие оттого, что наконец нашла достаточно весомую причину, чтобы бить дочь и обращаться с ней так, как она заслуживала.

Именно тогда Рекла начала в одиночестве наказывать себя. Она держала ладони в ледяной воде, пока они не теряли чувствительность и не становились красными. В своей комнате, в темноте она долго стояла на коленях, пока не начинала плакать от боли. И она всегда повторяла себе одно и то же: «Больше я не сделаю этого никогда, никогда!»

Слова не действовали. И чем чаще она видела, как ее родители ненавидели друг друга и ее, тем меньше находила в себе сил, чтобы прервать это движение по спирали, которое как будто держало ее в своей власти.

Однажды вечером Рекла вошла в лучшую комнату родительского дома после того, как родители закончили ссориться. Раньше она никогда так не делала, только слушала, как ее мать, всхлипывая, собирает и выбрасывает черепки разбитой посуды, и ждала, пока все станет обычным, пока исчезнут все следы, оставленные приступом гнева. Если бы она могла сделать то же со своими жестокими и безобразными воспоминаниями! Собрать бы их вместе одно за другим и навсегда выбросить прочь, отменить, как будто они никогда не существовали. Но в тот вечер она не спала и вышла из своей комнаты, словно ее толкнуло что-то непонятное для нее.

На полу был неописуемый беспорядок: опрокинутый стул, печной горшок, перевернутый вверх дном. А еще — капли крови и несколько кусков стекла от разбитой бутылки. Рекла наклонилась и подняла один из них. Луч луны, падавший из окна, осветил этот осколок и зажег в нем тысячу голубоватых бликов. Рекла подумала, что это очень красиво. Она повернула стекло в пальцах и почувствовала острую боль. Ее ладонь стала окрашиваться в ярчайший красный цвет, Рекла смотрела на это словно зачарованная. Она еще сильнее сжала осколок и почувствовала, как горячая кровь омыла ее кулак и потекла вниз по руке. Она заслужила эту боль. И это ей нравилось.

Вероятно, она специально устроила так, чтобы отец застал ее за игрой. Она хотела положить всему этому конец, найти хоть немного покоя. Однажды она неосторожно позволила себе играть возле своего дома, и отец увидел ее еще с кровью на руках.

Красный от гнева и раздувшийся от пива, он притащил Реклу в дом за волосы и поставил перед матерью.

— Вот что вытворяет твоя дочь-чудовище, которую я согласился воспитать! Выслеживает кроликов в лесу и вон как забавляется! Что еще я мог ждать от такой ни на что не годной женщины, как ты? Только такую дочь!

Может быть, тогда все было не хуже, чем в другие разы. Мать убегала от отца и кричала, он гонялся за ней, деревянные стулья трещали, разбиваясь о пол.

А она стояла в углу, зажав руками уши, но все равно слышала каждое слово, все слова до единого. Они проникали в уши сквозь ее ладони и вонзались в ее мозг.

— Я спас тебя от позора, когда согласился жениться на тебе! Никто бы не взял тебя, а я это сделал, хотя мне совершенно не были нужны ни ты, ни эта глупая девчонка!

Неправда, неправда!

Рекла сильнее прижала ладони к ушам, но слова родителей смешивались с теми, которые произнес когда-то тот мальчишка.

— Я никогда ее не хотела! И тебя не хотела тоже! — закричала ее мать. — Это ты бросился мне на шею. — Ее голос прерывали всхлипыванья. — Думаешь, я не пыталась устроить выкидыш раньше, чем стало поздно? Я хотела избавить себя от всего этого, но мне не удалось! Будь проклят тот день! Будьте вы прокляты, ты и она!

Неправда, неправда!

Рекла открыла глаза. Они были полны слез, и единственное, что она смогла увидеть, был блеск чего-то, лежавшего на столе. Он околдовал ее так же, как когда-то вечером сверкающий осколок стекла. Это был нож, которым ее мать резала зелень.

И тогда Рекла ударила. Два удара — и ее отец упал на пол вниз лицом. Мать смотрела на нее с такой ненавистью, что Рекла потом никогда не могла забыть этот взгляд. На мать хватило одного удара. Тогда крики прекратились, и в доме стало тихо. Эта странная тишина несла в себе покой, и Рекла беззвучно заплакала.

Она убежала. Она перешла все границы. После того, что она сделала, для нее не было пути назад. Она использовала свои знания об охоте и жила, бродя по лесам. Ее лицо появилось на стенах домов, нарисованное на объявлениях, в которых обещали награду за поимку преступников. Люди смотрели на объявления и качали головами. Теперь все знали, кто она и что способна сделать.

«Я плохая».

Если бы тот человек пришел на день позже, она бы умерла. Она бы перестала бороться, прекратила охотиться и дала бы себе умереть. Ей было двенадцать лет, и уже — ни малейшего желания жить. Ее разрывала на части огромная тяжесть того, что она сделала.

Тот человек бесшумно возник у нее за спиной, и, когда Рекла в ужасе повернулась к нему, он улыбнулся.

— Спокойно, я здесь не для того, чтобы тебя выдать.