что к осужденным служащие тоже обращаются по имени-отчеству, которые напечатаны на нашивке форменной одежды каждого осужденного. Особенностью этой зоны были морозы в 30–40 градусов зимой и сильные ветра круглый год. Она работала в комнате релаксации, где было тепло и относительно спокойно, но с ужасом говорила про климат и ежедневные проверки по нескольку раз в день на улице в любую погоду.

Во время ожидания апелляции ко мне в камеру поселили молодую женщину из южного лагеря. Она уже отбыла там пять лет и очень торопилась вернуться назад, потому что только из лагеря она могла сдать документы на изменение условий содержания. По ее рассказам, южная зона была относительно спокойной, и с теплым климатом легче переносилась. Однако она отмечала, что человек может пережить больше, когда семья рядом: если семья навещает тебя каждый месяц, то ты живешь от свидания до свидания, говорила она.

В Казахстане немного женских лагерей, гораздо больше мужских, но в Астанинскую тюрьму на доследование доставляют женщин со всех лагерей.

Все хвалили лагерь одного из северо-восточных городов, особенно начальницу. Она требовала строгого соблюдения правил, при этом она организовала чистоту и порядок на всех участках лагеря. В столовой отлично кормили, соблюдался весь положенный рацион, включая свежие салаты. Отдельно отмечали ее очень корректное отношение к осужденным: она знала каждого.

Центральную зону все боялись. Не только за суровый климат, но также и потому, что это была основная зона, где отбывали приговор осужденные не один раз. На этапах я встретила несколько человек из этого лагеря, они рассказывали, что трудно, но и в этом лагере люди — это тоже люди.

После всех этих рассказов я решила, что если апелляционная коллегия меня не освободит, я напишу заявление на южную зону. Законные основания у меня имелись. По правилам, лагерь отбывания наказания определяется по месту жительства осужденного. Мое жилье — двухкомнатная небольшая квартира, на которую был наложен арест — находилась в южной столице. Квартира не была продана судебным исполнителем, потому что была в ипотеке, и по закону банк имел первоочередное право на квартиру. Ипотеку в мое отсутствие выплачивал папа, но квартира была зарегистрирована на меня.

Заседание апелляционного суда снова прошло в открытом режиме в присутствии прессы.

Мы договорились с адвокатом, что первой буду выступать я. Мне казалось, я лучше смогу донести до судьи всю абсурдность обвинения.

Беру бланк Переписи, показываю его судье и прессе. Это же очевидно — высокачественные бланки для обработки сканером: твердая бумага, три языка (русский, казахский, английский), семь цветов, сплошная нумерация, защитный штрихкод. Это бланк никак не может стоить три тенге.

Показываю бланк Центральной избирательной комиссии — черно-белый, на тонком листе, заполняемость 1/3 листа. Цена 18 тенге.

Фирменные бланки министерств и ведомств — белая бумага, сверху герб, адрес и телефон. Цены — 14–18 тенге.

После меня вступает адвокат. Снова подробно рассказывает хронологию событий и логику. Состава преступления нет. «Оспариваем приговор суда в полном объеме ввиду незаконности и необоснованности, односторонности и неполноты судебного следствия, несоответствия выводов суда фактическим обстоятельствам дела, существенного нарушения требований уголовно-процессуального закона как в период следствия, так и в суде, неправильном применении Уголовного законодательства».

Наши выступления не имеют значения. Решение давно принято.

Ничего не поменялось. Судья только сняла арест с четверти моей доли в квартире родителей, что, однако, не помешало судебному исполнителю выставить эту долю на торги, и моему папе пришлось выкупать самому мою долю, оставшуюся еще с советских времен. У нашей семьи нет никакой дорогой недвижимости, драгоценностей, но даже эти две квартиры мы не побеспокоились спасти, потому что были абсолютно уверены в моей невиновности и в том, что суд меня оправдает.

Через неделю в камеру пришла молодая работница спецотдела и с сожалением сообщила: «Вы за этапом». Специальные отделы в тюрьмах и лагерях занимаются всеми документами осужденных, от них зависит своевременная подготовка и отправка ходатайств осужденных на смягчение условий содержания в зависимости от тяжести статей после отбытия четверти, трети или половины сроков, но это я поняла только через год, тогда для меня спецотдел был только девушкой, приносящей в камеры не очень хорошие новости.

Теперь я уже знала, что значит короткая, годами сложившаяся фраза: «Вы за этапом». Это значит, надо сложить вещи и в любую минуту дня и ночи быть готовым к отправке.

Список покупок, составленный для тети по рекомендациям женщины, приехавшей с зоны, был длинный. С одной стороны, надо оптимизировать количество вещей, потому что переносить их придется самой; с другой стороны, я еду в неизвестность и мои родители далеко, поэтому хочется запастись необходимыми вещами на все случаи. Логично, что у женщин необходимых вещей больше, чем у мужчин. Печально в этом списке то, что все вещи должны быть серого, черного или белого цвета. С учетом того, что я уже предупреждена об отсутствии на зоне горячей воды, белая одежда непрактична. Черный цвет я любила, когда училась в университете, но после я старалась не использовать его ни в одежде, ни в обуви. Серый цвет сам по себе тоскливый. Молодая женщина, приехавшая на доследование из южной зоны, смеялась над изобретательностью осужденных в лагере — они завозили цветные вещи и все называли пижамами — по правилам пижамам разрешалось быть цветными.

Через неделю утром объявляют этап. Соседка помогает засунуть в сумки ежедневные вещи, поскольку остальное упаковано заранее. Продукты, переданные из дома — большая ценность, но она запихивает ко мне в сумку свои рыбные консервы. Мы обнимаемся, желаем друг другу удачи, и я иду со своими сумками к большому автозаку. Едем, несколько мужчин и я. Я уточняю, куда этап. В Алматы. Хорошо, думаю я, значит, мое заявление дошло вовремя.

Караганда

Этап — это последний вагон обычного поезда, только этот вагон с решетками и собаками, поэтому называется военизированным. Люди в обычных вагонах не в курсе, что последний заполнен заключенными. Первая остановка после Астаны — Караганда. Мне говорят выходить. Почему? Я должна ехать в Алматы. Но конвой не разбирается, он только выполняет приказы по бумаге.

Центральная тюрьма Карагандинской области. Здесь военные жестче. Никто не помогает мне перенести сумки.

Транзитная камера. Пожилая женщина, Галина Федоровна, приехала на доследствие с местной зоны. Две молодые женщины, Света и Наташа из Алматы, едут на карагандинскую зону, потому что это их повторное совместное преступление — рецидив. Что означает термин «рецидив», я узнала, только пожив в лагере некоторое время и поинтересовавшись его значением.

Наташа и Света очень не хотят ехать в