Это основатели «радикальной» («критической») криминологии – Я. Тэйлор, П. Уолтон, Дж. Янг[249].

Это многочисленные труды Н. Кристи, доступные на русском языке. В одной из своих работ Н. Кристи обращает внимание на «образ новой действительности, где участие в трудовой деятельности – привилегия, где работа становится статьей дефицита… Теперь привилегия – это не свободное от работы время, а возможность найти применение своей жизни (курсив мой – Я.Г.)»[250].

Это работы немецкого представителя «критической криминологии» Ф. Зака. В опубликованной на русском языке статье Ф. Зак, критикуя современный капиталистический мир, с его индивидуализмом, бесперспективностью для «исключенных», не имеющих даже шансов принадлежать «резервной армии индустриального труда», пишет: «Примат экономики губителен для общества в целом и криминологии в частности… В обществе с приматом экономики не мораль, а деньги играют главенствующую роль в регулировании поведения… Чем больше социальная среда перерождается в экономическую, тем более она поражена преступностью»[251].

Один из крупнейших современных социологов И. Валлерстайн полагает, что мир разделен на «центр» и «периферию», между которыми существует неизменный антагонизм. При этом государства вообще теряют легитимность, поскольку либеральная программа улучшения мира обнаружила свою несостоятельность в глазах подавляющей массы населения Земли[252]. В другой работе он приходит к убеждению, что капиталистический мир вступил в свой терминальный, системный кризис[253].

Все основательнее вырисовываются два лица свободной экономики, свободных рыночных отношений.

С одной стороны – безусловный экономический рост; повышение уровня жизни и расширение возможностей «включенных» жителей развитых стран; фантастическое развитие техники и новейших технологий.

С другой стороны – растущее социальное и экономическое неравенство; экономические преступления; формирование организованной преступности как криминального предпринимательства; все возрастающий удельный вес теневой («серой», «неформальной», «второй», «скрытой», «подпольной») экономики[254]; растущее недовольство большинства населения господствующим в политике и экономике меньшинством и др.

Н. Луман называет два принципиальных, как мне кажется, следствия развития современного капитализма. Во – первых, «невозможность для мировой хозяйственной системы справиться с проблемой справедливого распределения достигнутого благосостояния»[255]. С проблемой, когда «включенные» имеют почти всё, а «исключенные» – почти ничего. И, соответственно, во-вторых, «как индивид, использующий пустое пространство, оставляемое ему обществом, может обрести осмысленное и удовлетворяющее публично провозглашаемым запросам отношение к самому себе»[256].

Все это способствует эскалации насилия во всех его проявлениях. Так, для наиболее тяжких насильственных преступлений характерно пренебрежение к жизни и здоровью других людей, обесценение чужой жизни как следствие крайней степени отчуждения. Это особенно ярко (и страшно) проявляется в так называемых «безмотивных» жестоких преступлениях, когда уничтожение себе подобных, глумление, издевательство, истязание, мучительство становятся самоцелью (что – подчеркну еще раз – совершенно неизвестно миру животных).

Автор «индустриального общества», Джон Гэлбрейт писал еще в 1967 г.: «Для рабочего, лишившегося заработка на джутовой фабрике в Калькутте, так же как и для американского рабочего в период великой депрессии, вероятность найти когда-нибудь другую работу очень мала… Альтернативой его существующему положению является, следовательно, медленная, но неизбежная голодная смерть»[257]. Позднее, в 1973 г., Дж. Гэлбрейт напишет об экономических лишениях – голоде, позоре, нищете, «если человек не хочет работать по найму и тем самым принять цели работодателя»[258]. Не выступают ли, следовательно, «цели работодателя» фактором насилия?

Экономическая теория развивалась сама по себе. Экономическое насилие и его жертвы существовали сами по себе. И «в результате экономическая теория незаметно превратилась в ширму, прикрывающую власть корпорации»[259]. Если это было ясно для Дж. Гэлбрейта к 1973 г., то дальнейшее развитие экономики и ее главных субъектов – банков и ТНК лишь подтвердили диагноз… Не случайно на смену классической либеральной теории приходят неоавстрийская школа, праксиология Л. фон Мизеса[260], ордо – либерализм[261] и др. Поиском компромиссного выхода занимаются и отечественные экономисты[262].