чаша терпения Курта переполнилась. В неистовой ярости он выплескивал накопившееся разочарование. Толпа ликовала, решив, что это часть шоу. Если бы они только знали. Это не был спектакль. Это была жизнь.

Наблюдая за этой разворачивающейся передо мной вакханалией из-за ударной установки, я мог думать только о том, где, блядь, запасной выход? Это не то, о чем обычно думают музыканты на сцене, но где мы и где «обычно». Методички, как действовать в такой ситуации, просто не существовало. Это Дикий Запад, и единственный способ выжить — следовать за светом в конце каждого длинного темного туннеля. Какими бы хаотичными ни были мои дни в Scream — ночевка в сквотах, преследования скинхедов и наркоманов в темных переулках, даже периоды голода, — это не могло даже сравниться с тем, что происходило сейчас. Это было реально опасно.

Тем не менее мы продолжали играть. Звукоинженер поставил деревянный поддон над своим микшерным столом (это очень смешно!), опасаясь повторных погромов. Теперь уже ничто не могло ничего спасти. Этот мчащийся поезд уже сошел со своих гребаных рельсов, сбивая всех и вся на своем пути. Мы начали играть еще один кавер, «Love Buzz» Shocking Blue (первый сингл Nirvana), и хаос продолжился. Тела продолжали валиться на сцену, в зале становилось все горячее с каждым аккордом, каждый дюйм кожи пропитался потом 600 незнакомых людей. После второго припева Курт нырнул в зал с гитарой в руке и играл соло, качаясь по сальным волосам и татуированным конечностям. Упав обратно на сцену в экзальтированном судорожном танце, он приземлился на гигантского охранника, которого поставили туда, чтобы сдерживать публику. Изо всех сил стараясь оттолкнуть Курта от себя, он применил грубую силу к тщедушному телу Курта, и тот, рефлекторно обороняясь, приложил охранника корпусом гитары по голове. Из рваной раны тут же начала лить кровь, стекая прямо по его пугающему ирокезу. Застигнутый врасплох, охранник понял, что его ранили, и, когда Курт встал, ему прямо в челюсть прилетел мощный удар, повалив его на пол. Мы с Кристом не раздумывая бросили инструменты и поспешили на помощь другу. Музыка резко оборвалась. Крист попытался урезонить охранника и даже снял свою футболку, чтобы остановить кровотечение, под раздающиеся в зале крики «ЧТО ЗА ХЕРНЯ!!». Курт в оцепенении отошел на другую сторону сцены, а я пошел к выходу, думая, что все закончилось.

Но ничего не закончилось.

После настойчивых просьб сотрудника клуба, опасавшегося неизбежного бунта, мы решили закончить выступление и вернулись на все еще мокрую от крови сцену. Гитара Курта была ужасно расстроена из-за удара, который он нанес охраннику, но, черт возьми, это нас никогда не останавливало. Диссонирующий, расстроенный звук только подчеркнул тревожную атмосферу в зале. Завершая сет нашей самой быстрой, наиболее панковой песней «Territorial Pissings», мы наконец положили инструменты и направились в гримерку, несколько травмированные этим странным поворотом событий. Мы привыкли к хаосу и беспорядку, но это совсем другое. Это не весело. Это опасно. Но, по крайней мере, все кончено.

Мы не знали, что тот самый окровавленный охранник и его банда ждали нас снаружи, чтобы убить. Эдакое быстрое возмездие за кровавую бойню, которую мы неосознанно устроили в городе. Они жаждали крови. Кто-то подслушал их план, когда сотни посетителей выходили из зала, и передал его нашей команде, которая затем быстро передала его нам, пока мы сидели наверху, отдыхая в лужах собственного пота. Монти понял, что мы в ловушке, и теперь его задача — придумать план побега.

К черному ходу вызвали такси, и мы побежали из раздевалки к двери, выходящей в переулок, как крысы с кухни, — Курт впереди, за ним Крист, а потом я. Мы ждали сигнала, и, когда дверь распахнулась, я увидел, как Курт нырнул на заднее сиденье такси, затем Крист. Вдруг я услышал, как кто-то крикнул: «Это они!! Держи этих ублюдков!!» Конечно же, это охранник и его друзья мчались по переулку к такси с огнем в глазах и убийством в мыслях. Кто-то захлопнул дверь машины, прежде чем я успел в нее сесть, и машина умчалась, преследуемая в ночи толпой кровожадных головорезов, которые вскоре догнали их в субботней пробке на Элм-стрит и одним быстрым ударом разбили пассажирское стекло. Я ничего этого не знал, потому что теперь остался один в клубе, и мне уже не на чем было добраться обратно в отель (возможно, меня вызвалась подвезти милая девушка, и по дороге мы попали в автомобильную аварию…).

Нам всем каким-то образом удалось пережить этот день, и наш бродячий цирк отправился в следующий город. В туре осталось всего двенадцать дней, колеса все еще могли отвалиться, но, по крайней мере, мы двигались в правильном направлении: домой.

К тому времени, когда мы вернулись в Сиэтл для финального концерта в родном городе на Хэллоуин, мы были полностью истощены как морально, так и физически. Мы оставили свой след и вернулись со шрамами. Всего за сорок дней мы прошли путь от трех растрепанных молодых людей, которым нечего терять, до трех растрепанных молодых людей с золотой пластинкой. Наш мир теперь изменился навсегда. Но изменился и ваш. И это только начало.

МЫ БЫЛИ ОКРУЖЕНЫ, И ВЫХОДА НЕ БЫЛО.

Пропасть

«Угадай, где мы сегодня будем плавать?» — с восторгом спросил мой хороший друг Брайан Браун.

«Понятия не имею… Где?» — ответил я, изнемогая от жары в Долине Сан-Фернандо в тесном доме Питера Шталя без кондиционера.

«В доме, где “семья” Мэнсона убила Шэрон Тейт».

Какое-то время я молча держал телефон, пытаясь осознать это ужасающее приглашение, а затем ответил: «На Сьело-драйв? Ты, блин, серьезно?» Я точно знал, о чем он говорит, поскольку был довольно хорошо осведомлен о самом печально известном и жестоком убийстве в Америке с тех пор, как был подростком, погруженным в мир ужасов. Я легко мог представить длинную дорогу, вьющуюся вверх по холму каньона прямиком к воротам дома с видом на Лос-Анджелес, дорожку к входной двери, на которой когда-то было кровью написано «СВИНЬЯ», гостиную, где три невинных человека встретили свою ужасную судьбу у камина под небольшим чердаком и у бассейна в форме почки, отделявшего главный дом от гостевого, где жила Эбигейл