Коридоры и двор освещались слабо, и гарем, когда я шла за старшим евнухом, готовился к ночи. Мы прошли мимо покоев валиде-султан и длинного, темного и пустого коридора султанского хаммама. Когда мы оказались за пределами огромных ворот, старший евнух, поклонившись мне, поцеловал кайму моего платья и показал мне дорогу. Я вошла в спальню Абдул-Хамида в полумраке. Я немного постояла около двери, рассматривая яркий, великолепный потолок. Две старые женщины сидели неподвижно и тихо на полу. Несомненно, что они отвечали за освещение покоев султана.

«Заходи, девушка, не бойся!» Я не могла разглядеть человека, зовущего меня тихим приятным голосом. Я сделала один шаг, другой. Несмотря на полученные указания, я пошла к ложу султана, не опускаясь на колени. По мановению его руки я села на край украшенной вышивкой постели с подушками. Султан смотрел на меня очень спокойно. Я, не моргая, глядела на него. В длинной рубашке, без бриллиантов и тюрбана султан не производил должного впечатления. Он был почти лысым. Внезапно султан начал декламировать оду поэта Недима «Моя прекрасная госпожа, кто с мужеством воспитал вас?». Когда султан закончил, он подошел ко мне, не отводя глаз. Очень медленно начал гладить мои груди через прозрачную ткань, покрывавшую мою голову, плечи и руки. Султан постоянно шептал мне любовные слова. Голос монарха и его мелодичность поразили меня. Я почувствовала, что мое тело оцепенело, теплота разлилась в груди. Когда он очень медленно начал раздевать меня, я сознательно позволяла целовать все мое тело. Вскоре я, обнаженная блондинка с розовым загаром, оказалась на бархате темного цвета. Неожиданно меня поразило присутствие тех двух старух, сидящих на полу. Однако султан уже начал раздвигать мои ноги мягкими и решительными движениями рук. В этот момент я совершенно забыла о моем смущении. Какая-то страсть толкнула меня к этому человеку. Как только я почувствовала теплоту и тяжесть его тела, меня подхватили волны страсти. Пока мы отдыхали рядом, я неожиданно почувствовала дрожь в теле…

Когда я проснулась, то была в комнате одна. Через высокие и небольшие окна солнечные лучи освещали экстравагантную отделку деревянного покрытия и кровати… У ножки кровати лежала голубая шуба. На подушке лежал большой кошелек рядом с округлым ярким рубином и бриллиантом — подарки, оставленные Абдул-Хамидом для меня…

Как только я встала, открылась дверь. Вошли евнухи, которые ждали, когда я проснусь. Они немного поспешно, но с почтением надели на меня шубу… Так после ночи в султанской постели я возвысилась до положения икбал…»

Накшидиль-султан узнала многое об интригах и спорах между старшей кадын-эфенди Нюкхетсезой и второй — Михришах-султан, боровшимися за право своих сыновей занять трон.

В 1789 году, когда началась Французская революция, умер Абдул-Хамид. Султаном стал Селим III, сын Михришах-султан. Он хотел, чтобы Накшидиль-султан осталась в гареме со своим сыном, ибо он хорошо ладил с ней и делился секретами. Накшидиль-султан была для султана частью французской культуры, которой он восхищался. Она преподавала султану французский язык, стала инициатором реформ во дворце.

Радикальное движение, возглавляемое Селимом III, натолкнулось на яростное сопротивление фанатиков-ортодоксов. Они подняли мятеж в 1807 году и убили почти всех членов султанской семьи, кроме Махмуда, сына Накшидиль-султан. Он занял престол, и таким образом Накшидиль-султан стала валиде-султан. Воспитанный матерью в духе западной культуры, султан начал реформу. Самым активным сторонником его была, конечно, мать. До своей ранней смерти в 1817 году Накшидильсултан оставалась валиде-султан. Накшидиль вошла в гарем будучи француженкой, приказала построить много общественных фонтанов и основала несколько благотворительных организаций.

Из книги Жерара де Нерваля

«Путешествие на Восток»

Впервые попав на Восток, поначалу я никак не мог взять в толк, чем так притягательна для всех та таинственность, которой окутана лучшая половина человечества Востока. Но и нескольких дней было достаточно, чтобы понять, что если женщина видит обращенное на нее внимание, то она всегда найдет способ показать себя, если она красива.

Для женщины, не связанной присутствием евнуха или умеющей избавиться от него, безликая внешность дает массу преимуществ. Это делает женщину неотличимой от всех других, а поскольку ее покрывало и платье так же надежно ограждают ее от всякого нескромного взгляда и слова, как дверь в гарем, то просто подойти к женщине на улице и заговорить с ней — дело совершенно немыслимое. Даже муж не в состоянии отличить свою жену от однообразно закутанных женщин. Такая анонимность дает женщине возможность легко ускользать из-под наблюдения, если ей, скажем, захочется тайком встретиться с любовником, что она может без труда проделать по пути между домом и баней.

Жерар де Нерваль пишет по этому поводу: «Свободно рожденная женщина всегда имеет возможность выйти из дома в гости. Все, что может муж предпринять в порядке предосторожности, это послать ей в сопровождение раба, но это мало что дает, поскольку она может либо подкупить невольника, либо без труда ускользнуть от него, потихоньку выйдя из дома друзей или из бани, где раб наблюдает за ней только извне. По сути дела, закрытое лицо и однообразная внешность дают женщинам куда больше свободы для интрижек, нежели имеют европейки. Забавные истории, какие можно услышать по вечерам в кафе, часто касаются любовных похождений, в которых, чтобы проникнуть в чужой гарем, мужчины переодеваются женщинами».

Если рабыни, после соответствующего воспитания оказавшись в личных покоях султана, становились беременными, их называли икбал. Если икбал было несколько, тогда их, в зависимости от статуса, именовали старшей, второй, третьей и четвертой икбал. Когда какая-нибудь из них становилась матерью, ее положение во дворце повышалось до кадын-эфенди (жены султана).

Но эта традиция не всегда соблюдалась. Например, икбал Махмуда II Пертевниял-султан стала женой султана сразу после рождения ее ребенка. Однако старшая икбал султана Абдул-Меджида Наландиль так и не получила статуса жены, хотя и имела ребенка…

Икбал стали играть более значительную роль к концу XVIII века, и некоторые из них оказались одними из наиболее влиятельных женщин в гареме в XIX веке. Икбал и кадын-эфенди могли сохранять свой статус даже после смерти султана. Султаны любили некоторых из своих икбал больше, чем кадын-эфенди (жен). Например, Абдул-Хамид II очень любил главную икбал Мюшфика-кадын и пожаловал ей позже ранг кадын-эфенди.

Джон Фредерик Льюис. В гареме

Икбал жили в апартаментах гюзиде, которые построил Абдул-Хамид I. Им прислуживали рабыни.

Каждая икбал имела собственную комнату с камином на верхнем этаже покоев гюзиде, рядом с апартаментами принцев во внутреннем дворе. Эти комнаты, выходившие на залив Золотой Рог, имели отдельные туалеты и хаммамы. Комнаты их служанок, размером намного меньше, располагались на первом этаже. На втором этаже находился большой зал, где жили хасеки-султан и собирались икбал, чтобы побеседовать. Избранному кругу посвященных было известно о тайном ходе, связывающем эти апартаменты и зал для приемов. Этот ход напрямую соединял султанов с икбал. Дочери султанов, принцы, кадын-эфенди и икбал ежедневно обеспечивались одеждой, пищей и дровами. Кроме того, женщины и принцы ежедневно получали пятнадцать блюд с едой, в меню чаще всего входили цыплята и мясо. Им также подавали густые топленые сливки, компот, масло, йогурт и фрукты. Все это получали лишь те, кто имел покои во дворце. Остальным давали другие продукты. Принцам, кадынэфенди и икбал доставляли снег с гор и лед для охлаждения напитков летом.