— Кэтхен… Кэтхен, милая, в чем дело? — спросил Уильям.

— У меня нет носового платка.

Уильям отдал ей свой.

— Что сказала фрау Дресслер?

— Она рассердилась, потому что я испачкала скатерть. Она спрашивает, почему я не помогаю стирать.

Кэтхен промокнула щеки и скатерть носовым платком Уильяма.

— Мне кажется, я вас вчера расстроил.

— Да, зачем вы были такой? Все ведь было так хорошо! Может быть, это из-за того, что мы пили перно? Почему вы были такой, Уильям?

— Потому что я люблю вас.

— Я сказала, чтобы вы этого не говорили… Моего мужа нет шесть недель. Когда он уехал, то сказал, что вернется через месяц, в крайнем случае через шесть недель. Сегодня утром исполнилось ровно шесть недель. Я очень беспокоюсь, что с ним… Мы вместе уже два года.

— Кэтхен, я вас хочу кое-что спросить. Не сердитесь, пожалуйста, для меня это очень важно. Он в самом деле ваш муж?

— Конечно! Просто он уехал по делам.

— Я имею в виду, вы венчались с ним в церкви?

— Нет, не в церкви.

— Значит, вы поженились в мэрии?

— Нет. Понимаете, это было невозможно из-за его другой жены, в Германии.

— Значит, у него есть другая жена?

— Да, в Германии, но он ее ненавидит. Я его настоящая жена.

— Фрау Дресслер знает о другой жене?

— Да. Вот почему она относится ко мне так невежливо. Ей сказал немецкий консул, когда муж уехал. У меня были неприятности с документами. Немецкое консульство не хочет меня регистрировать.

— Но вы немка?

— Мой муж немец, значит, и я немка, но по документам это не так. Мой отец русский, а родилась я в Будапеште.

— Ваша мать немка?

— Полька.

— Где сейчас ваш отец?

— Наверное, в Южной Америке. Он отправился туда искать мою мать, когда она уехала. Но почему вы задаете мне столько вопросов, когда я такая несчастная? Вы хуже, чем фрау Дресслер. Это не ваша скатерть. Вам не нужно платить, если она грязная.

И Кэтхен вышла, оставив Уильяма за столом одного.

В двадцати милях от города Коркер и Свинти тоже завтракали.

— Я глаз не сомкнул, — сказал Коркер. — Так всю ночь и пролежал. Ты слышал львов?

— Гиен, — сказал Свинти.

— Гиены смеются. Это был и львы или волки. Чуть ли не у самой палатки.

Они сидели у грузовика и ели сардины из банки, запивая их содовой. Повар и бой повара, шофер и бой шофера, бой Коркера и бой Свинти крепко спали в грузовике под грудой одеял и брезента.

— Наняли шестерых черных болванов, а завтрака нет, — с горечью сказал Коркер.

— Они всю ночь скакали вокруг костра. Слышал?

— Конечно, слышал. Пели и хлопали. Наверняка добрались до нашего виски. Я крикнул им, чтобы заткнулись, так знаешь, что они сказали? «Нужно делать огонь. Много плохих животных».

— Да, гиен.

— Львов.

— Все-таки надо как-нибудь вытащить грузовик из грязи. Дружки наши, наверное, подъезжают к Лаку.

— Такого я от них не ожидал — с горечью сказал Коркер. — Проехали мимо и слова не сказали. Шамбла я еще могу понять, но О'Пара и «Эксельсиор»… Да с таким грузовиком, как у них, они бы нас в пять минут вытащили. Им-то чего бояться?.. А те два гада, которым я отдал половину комнаты? Щелкнули нас пару раз и были таковы! Бросить на произвол судьбы двух белых людей в диком месте… это подрывает веру в человека!

Предыдущий день был полон тяжких испытаний.

Стоило им отъехать от города на четверть мили, как асфальт кончился, и дорога превратилась в нескончаемую грязную лужу. Четыре часа грузовик тащился по ней, кренясь, спотыкаясь и скользя. Они одолели вздувшийся ручей, который вымыл колеса. Их бросало в кабине из стороны в сторону. Багажные крепления лопнули, и пишущая машинка Свинти упала в грязь, откуда ее, безнадежно покалеченную, выловил ухмыляющийся бой повара. Это было ужасное путешествие.

Наконец настал момент, когда дорога потеряла всякие признаки чего-то единого и расползлась на десятки сходящихся и расходящихся верблюжьих троп, повинуясь прихоти животных, которые их проложили среди колючек, камней и муравейников бесцветной, грязной равнины. Здесь без всякого предупреждения задние колеса по ось ушли в грязь и грузовик встал, а караван, который он возглавлял, проехал мимо и скрылся из виду. Пришлось ставить палатки и разводить костер. Повар, открыв наугад несколько консервных банок, приготовил им тушеные абрикосы с карри, черепаховый суп и тунца, который, как выяснилось, имел вкус бензина.

Потом они сидели у входа в палатку на пронизывающем ветру, и Свинти безуспешно пытался привести в порядок пишущую машинку, а охваченный ностальгией Коркер сочинял письмо жене. В восемь они забрались в спальные мешки и пролежали без сна всю ночь, в то время как слуги веселились снаружи.

Коркер взглянул на грозовые облака, голый ландшафт, увязший в грязи грузовик, на груду хмельных черных слуг, на отекшее, унылое лицо Свинти, на стакан содовой воды и искромсанную консервную банку.

— Это подрывает веру в человека, — повторил он.

Уильям не видел Баннистера уже несколько дней и утром поехал в консульство. У дверей, как обычно, околачивалась небольшая толпа безутешных индийцев. Баннистер прогнал их и, заперев кабинет, повел Уильяма через сад домой выпить.

— Интересуешься новостями? — спросил он. — Посол в четверг всех зовет на чай. Хочешь прийти?

— Да.

— Прослежу, чтобы тебе забросили приглашение. Для нас это самый страшный день в году. Все, у кого есть чистый воротничок, приходят на праздник в честь окончания сезона дождей, и дождь всегда льет как из ведра.

— А ты не мог бы пригласить молодую немку, которая живет в моем пансионе? Ей здесь одиноко.

— Честно говоря, жена посла не очень-то любит молодых одиноких немок. Но я постараюсь. Ты из-за нее не понесся с остальными в Лаку? Правильно сделал. Не удивлюсь, если в ближайшие день-два здесь произойдет что-нибудь сенсационное.

— Начнется война?

— Нет, но в городе назревают довольно интересные события. Больше я тебе ничего сказать не могу, но советую поискать того русского, о котором мы говорили. И следи за своим другом доктором Бенито. Как зовут девушку?

— Видишь ли, ее фамилии я не знаю. У нее какие-то сложности с документами.

— Жена посла точно будет не в восторге. Она хорошенькая?

— Прелестная.

— Тогда забудь о приглашении на чай. Палеолог давно уже пытается познакомить меня с прелестной молодой немкой. Наверное, это она. Приведи ее лучше как-нибудь поужинать.