– Из тех, что не спешат к парикмахеру, – как бы оправдываясь, вставила я.

– А вот это не годится! Поверьте мне, визит к Сидни – все равно что к психотерапевту! Я рассказываю ему все-все-все: и какие пилюли принимаю от запора, и какие оперы люблю. Последуйте моему совету, милочка, и доверьтесь его рукам безоговорочно. Если Сидни говорит обкорнать, – она поправила локон на своем вороньем гнезде, – значит, надо стричься. Да, чуть не забыла, – миссис Джоппинс рывком водворила зеркало на место, – я еще позвоню вам насчет экскурсии Исторического кружка по вашему дому, а гильдия Домашнего Очага очень хочет, чтобы мистер Хаскелл показал свое искусство. Особо французистого не надо… скажем, пусть будет тушенка с картошкой. Полчаса назад я окликнула мистера Хаскелла – он как раз шел в «Темную лошадку», но меня не заметил. Увлекся беседой с вашим кузеном, который устроил такое безобра… безоглядное веселье у вас на венчании. Говорят, теперь он живете вами обоими?

В ее изложении ситуация выглядела и впрямь непристойной. Во мне немедленно проснулось стремление оправдаться. Не успела я пояснить, что жизнь Фредди покатилась с рельсов под откос, а я – его надежное депо, как кто-то коснулся моей руки.

– Простите, миссис Джоппинс, – вмешался Сидни. Прежде чем она рассыпалась в извинениях, Сидни пихнул меня в кресло и развернул к зеркалу.

Вынув из моей прически шпильки, он вяло подкинул волосы на ладони.

– Ну, что делать будем, старина Элли? Как же ты ужасно выглядишь! Глаза запали, губы посерели. Или медовый месяц тебе не впрок, или ты недавно потеряла лучшего друга. – Наши унылые взгляды скрестились в зеркале. Беды и горести – естественная среда обитания этого человека. Наконец кто-то понял, что и счастье иногда угнетает.

– Медовый месяц пролетел замечательно, но насчет лучшего друга ты прав. Даже вдвойне.

Волосы мои весело плескались в раковине, а я замогильным голосом рассказывала о том, как проклятая Америка подбила Доркас и Джонаса на измену. Теплая вода успокаивала, ласковое журчание вторило моим жалобам.

– Кошмар! Как ты, должно быть, страдаешь, Элли, дорогуша. Я чувствую твою боль… вот здесь. – Руки Сида порхали в мыльной пене, так что трудно было определить, какой именно частью тела он мне сострадает, но вздох, который я ощутила на шее, согрел мое истосковавшееся по сочувствию сердце.

– Ко всему прочему еще и загадочная история с матерью Бена. Мы не собираемся об этом передавать по Би-би-си, сам понимаешь, но ты с детства знаком со всей их семьей… Словом, поговаривают, будто исчезновение миссис Хаскелл связано с тем, что мой свекор увлекся другой женщиной. Короче говоря, родители Бена расстались.

– Не может быть! Моя матушка будет в шоке! А другая женщина, случайно, не миссис Клюке? Такая рыжая? В обтягивающем свитере?

Вода каскадом хлынула мне за воротник.

– Вот именно…

– Мой бог! Не могу поверить! Эта женщина совсем не в его вкусе! Она же на метр выше его, ему придется прыгать, как кенгуру, чтобы поцеловать ее на ночь! А я ведь тебе рассказывал, как мистер Хаскелл относится к высоким женщинам, Не хочу добавлять тебе горестей, Элли, но он наверняка влюбился, и мозги у него съехали ниже пояса. Поверь мне, такое бывает! – Сидни расправил у меня на плечах сухое полотенце и со вкусом вздохнул: – Бедная, бедная миссис Хаскелл! Бен небось с ума сходит от страха за нее!

Я энергично мотнула головой, обдав брызгами даму в соседнем кресле.

– Бен с поразительным хладнокровием рассказывает всем, что Мамуля его якобы отправилась в увеселительную поездку, Стоит мне об этом заговорить, как он только отмахивается.

– Словом, Бен не подпускает тебя к себе и ты зла до чертиков… – Сидни ловко разделил мою челку на пряди.

– Сидни, если бы я не знала, что Бен способен на очень глубокие чувства, то его равнодушие насторожило бы меня. В голову полезли бы всякие мысли… например, пошевелил бы он пальцем, если б со мной случилась беда?..

Сидни защелкал ножницами.

– Не изводись, Элли! Ты хорошо спишь?

– Ненавижу плакаться, Сидни, но раз ты сам спросил… я почти не сплю. Кошмары в печенках сидят.

– Попроси доктора что-нибудь прописать.

– Не знаю… Я все надеюсь, что кошмары пройдут сами собой. В каждом сне меня преследует миссис Хаскелл и… еда. То жареные куры гоняются, то гамбургеры скалятся, пуская кетчупные слюни. Бен считает, что у меня на почве диеты развивается паранойя.

Сидни включил фен.

– Помешательство, – мрачно смакуя это слово, произнес он, – часть нашей культуры. Если ты не с приветом, ты неформальный. Даже у нашего Бена имеется его драгоценная клаустрофобия. – Широкие плечи Сидни уныло поникли. – По-моему, он так и не поверил, что в ларе с картошкой его запер этот придурок Паттерсон, а вовсе не я.

– А у тебя какая мания, Сидни?

– У Сидни – гадкого утенка? – Фен мягко урчал, сгоняя велось мне на лоб. – У меня старомодная, респектабельная страсть ко всякой ерунде. Поверь, Элли, подчас терпежу нет. Не могу купить пару одинаковых наволочек. Мало мне в полосочку – подавай в цветочек… пока не увижу в горошек.

– Я обратила внимание на твои чашки. Все разные и такие красивые.

Сидни выключил фен и взбил прическу пальцами.

– Матушка считает, что я стал таким, потому что папаша нас бросил. Послушать ее – так Мэгги Тэтчер стала премьер-министром из-за того, что ее папаша сбежал. – Наши взгляды встретились в зеркале, и Сид улыбнулся мне улыбкой грустного клоуна. – Ну что, так пойдет? Мы ведь пока не хотим радикальных перемен?

Я робко коснулась прически.

– Сид, это просто совершенство.

– Рад был тебя видеть, Элли. Мои наилучшие пожелания Бену. Пять фунтов пятьдесят шиллингов. Уплати Салли на выходе.

Появилась еще одна клиентка. Пора решить, обидится Сидни на чаевые или нет. Правая ладонь, ненавязчиво сложенная ковшиком, свидетельствовала, что не обидится. Сидни должен крепко держаться за каждый пенни, если и впредь намерен покупать разномастные наволочки и чашки веджвудского фарфора. Я вышла на улицу, в серую изморось, и сама себе поразилась: что это на меня нашло в парикмахерской?

* * *

Часы на башне показывали без пяти двенадцать. Интересно, Бен еще в «Темной лошадке»? Возле скрипучей вывески пивнушки ноги мои сами нерешительно остановились. Вдохнув несколько глотков пропитанного сивухой воздуха, я все-таки пошла своей дорогой. Уверенная в себе жена не таскается за мужем по пятам.

Ровно полдень. До встречи с Наядой еще успею поглазеть на витрины. Я небрежно миновала булочную-кондитерскую, сглотнула слюну возле «Бонбоньерки». Проклятая диета! Ей-богу, отведу душу за ленчем и налопаюсь… сельдерею. Чтобы отвлечься от примитивных инстинктов, загляну-ка я лучше в «Абигайль» – измерить окошко на лестничной площадке. Я нашла для него замечательную раму, красную с золотом. Если Бен уже управился с делами в «Темной лошадке» и вернулся в «Абигайль», я непременно заманю его в кладовую… чтобы ее обмерить.