Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сзади кто-то проплыл. Я обернулся. Павлов делал знаки: «Пошли!»
Мы нырнули под дом. Вот и вход.
Павлов подтолкнул меня, и я очутился внутри широкой стальной трубы — тамбура.
В глаза ударил электрический свет, по стеклу маски покатились струйки воды.
Кто-то подхватил меня под руки.
Ноги нащупали ступеньку.
Стоя в воде по пояс — голова и грудь в воздухе, — я снял маску, увидел Игнатьева и сказал:
— Привет!
Голос у меня оказался глухой, ватный.
Снизу меня толкали.
Я вылез из воды и, сев на лавочку, стал стаскивать с себя снаряжение. Мешок положил на пол. Через белую плёнку огоньком светилась зубная щётка.
ВОТ Я И В ПОДВОДНОМ ДОМЕ!
У ног колыхалась жидкая прозрачная дверь. Никакой двери в тамбуре не было. Была вода. Сжатый внутри дома воздух не давал ей подняться и залить дом.
Водяное зеркало раскололось. Показалась голова Павлова. Он спросил:
— Всё в порядке? Располагайтесь!
И скрылся.
Дом
Первым делом Немцев показал мне помещения.
— Осторожно, — говорил он, — тут можно удариться коленом, тут — головой.
Мы карабкались по железным лесенкам, как белки. В доме было три комнаты — три отсека.
Нижний, через который я вошёл, жилой и лаборатория.
В нижнем стояла скамеечка, висели на крючках гидрокостюмы и акваланги.
Ещё тут было много кранов.
— Ох, сколько их! — сказал я. — И каждый небось нужен.
— Конечно, воздух, вода.
— А если не тот повернёшь?
Немцев даже удивился. Он потрогал свои — щёточкой — усы и сказал:
— Скорее всего, утонете. Или взорвётесь… Не шутите. Идёмте в жилой отсек.
В жилом отсеке было всё: и столовая, и спальня, и кают-компания. Стояли в два яруса койки, обеденный стол, висело радио.
Через люк мы поднялись в лабораторию. В ней было много приборов, и она походила на кабину космического корабля.
Я облазил весь дом и почувствовал, что в нём чего-то не хватает.
Чего? И вдруг понял: кухни!
— Где же вы готовите пищу? — спросил я.
— Как, разве вы не видели? У нас есть шикарная плита с необыкновенной вентиляцией.
Меня повели снова в лабораторию. У стены стоял никелированный, с пластмассовыми ручками, массой циферблатов прибор.
ВОТ ТАК ПЛИТА!
— Электрическая! — с гордостью сказал Немцев. — Сюда ставите сковородку. Здесь устанавливаете температуру, здесь время. Закрываете дверцу. И через несколько минут — гудок! Пожалуйте, обед готов… Вы сколько дней пробудете с нами?
— Десять.
Он показал мне мою койку.
— Между прочим, — сказал Немцев, — деликатный вопрос. Вы не храпите?
— А что?
— Должен предупредить. Здесь и без того повышенная нагрузка на нервы. Говорят, у американских гидронавтов был случай: один водолаз храпел, так другой чуть не выбросил его из дома.
— Что вы, я сплю, как ангел!
Мы оба засмеялись.
Смех в доме звучал странно, тоже глухо и как-то невесело. Вдруг неподалёку от койки я заметил портфель Джуса.
НЕУЖЕЛИ ЗАБЫЛ?
— Не поместился в контейнер, — объяснил Немцев. — Бумажки Джус взял, а портфель оставил. Сказал — потом.
КАК ЖЕ ТЕПЕРЬ ДЖУС БЕЗ ПОРТФЕЛЯ?
Вольер
С берега позвонили: в вольер будут сажать рыб.
— Надо проверить сеть, — сказал Немцев. — Пойдёте со мной?
Мы вышли из дома.
Вольер висел неподалёку от «Садко». Он парил, как воздушный шар, невесомый, раздутый. Снизу его держали якоря, вверх тянули поплавки. Их было много — целая гирлянда поплавков.
Мы подплыли к вольеру, нашли дверь. Отведя засов, проплыли внутрь.
Никаких повреждений сети не было.
Только мы вышли из вольера, как над нами появились два тёмных пятна. Это опускались люди и тянули на верёвочках за собой мешки. В них за прозрачной плёнкой беспокойно метались рыбы.
Водолазы подплыли ближе. Немцев открыл дверь вольера. Мешки затолкали внутрь и открыли. Пёстрая стайка заклубилась внутри вольера: вилохвостые ласточки-монашки, серебристые лобаны, зеленоватые, с чёрными копеечками на хвостах ласкири…
Дверь закрыли, и один из водолазов похлопал меня по плечу. Через овальное стекло маски на меня смотрели внимательные глаза Марлена.
Я показал ему большой палец.
ВСЕ В ПОРЯДКЕ!
Мы с Немцевым вернулись в дом.
Там опять звонил телефон.
— Волнуются наверху, — мрачно сказал Игнатьев, — как вы переносите пребывание на глубине. Приказали надеть на вас комплект датчиков. Никогда не летали на космическом корабле? Сейчас получите представление.
ДА-А… ТУТ Я, КАЖЕТСЯ, ОТДОХНУ!
Виток вокруг Земли
Меня усадили посреди лаборатории и стали обвешивать датчиками.
Они все были со шнурами и присосками. Очень смешно: электрический шнур, на конце присоска, внутри присоски пластинка. Одну присоску мне прилепили напротив сердца, вторую — у самого горла, две или три на спину, ещё одну — к рёбрам.
Я вспомнил Лёсика и нервно засмеялся.
— Боюсь щекотки… — сказал я. — У вас холодные руки.
— Всё, можете ходить, — сказал Немцев.
Я встал и сделал несколько шагов. Шнуры, извиваясь, как змеи, потянулись за мной.
— Это космические датчики. Такие надевают космонавтам, — объяснил Немцев. — Сейчас можно позвонить на берег и узнать, какая у вас температура. — Он снял трубку. — Сообщите показания… Температура тридцать шесть и девять. Пульс семьдесят четыре… Дыхание нормальное… Всё в порядке… А знаете, бывают датчики, которые прикрепляют к голове. Для этого надо обрить макушку.
— Нет уж, увольте, — сказал я. — С меня довольно температуры. Тридцать шесть и девять? Обычно у меня тридцать шесть и шесть. И пульс — шестьдесят.
— Это от высокого давления. Ничего, привыкнете.
Я хотел подойти к столу, запутался в шнурах и остановился.
— Ходите только взад и вперёд, по радиусам, — сказал Игнатьев. — Не вальсируйте. И не прыгайте.
Я обиделся, сел на стул, и просидел на нём неподвижно целый час.
— С берега передают — можно снять, — сказал наконец Игнатьев. — Они говорят, вы идеальный пациент. Ни одной помехи за счёт движений. Немцев — тот оборвал два шнура.
Я отлепил от груди датчик. На том месте, где только что была присоска, розовело маленькое круглое пятнышко.
Первая подводная ночь
Вечером
