— Как много детей осталось сиротами, — вздохнула Джиллианна.

Коннор с усилием отогнал от себя грустные воспоминания, взял жену за руку, и они вдвоем направились в главный зал. Каково же было его удивление, когда он увидел, что все уже сидят за столом. Он сел и начал накладывать еду на тарелку. Вдруг он понял, что его люди не могли знать, когда он спустится к столу. Еда в доме не подавалась в одно и то же время, и он не слышал, чтобы кто-то звонил в колокольчик, созывая всех к столу. Наконец любопытство перевесило, и он спросил:

— Откуда вы узнали, когда начнется ужин? Я не слышал колокольчика или другого сигнала.

— Нам не нужен колокольчик, — ухмыльнулся Дэрмот. — Мы ждем стонов.

— Каких стонов?

— Ну, обычных стонов. Как только из твоей спальни раздаются стоны, мы уже знаем, что вы спуститесь в зал через полчаса. Правда, бывает, вам хватает и пятнадцати минут.

Щеки Джиллианны залил густой румянец. Все мужчины смотрели на нее и смеялись. Она уронила голову на сложенные руки. Ей страшно захотелось спрятаться, а еще лучше провалиться сквозь землю.

Она как раз молилась о том, чтобы под ней разверзся пол, как вдруг до ее слуха донесся странный звук. Она подняла голову и посмотрела на Коннора. Ей потребовалась целая минута, чтобы понять — он смеялся! Смеялся громко и открыто, как мальчишка! Люди, сидящие за столом, с удовольствием присоединились к нему. Джиллианна испытала досаду и стыд от того, что ее муж тоже смеялся над ней.

— Мы не пользуемся колокольчиком с тех пор, как ты начал принимать ванну в своей спальне, — сквозь смех проговорил Дэрмот.

Джиллианна рассердилась.

— Мои стоны не такие уж громкие, — проворчала она.

— Нет? — воскликнул Джеймс. — Да от них могли бы обрушиться стены Иерихона. — От смеха он согнулся пополам и, чтобы не упасть, прислонился к Мосластому.

— Вы ведете себя как дети. — Она встала и взяла свою тарелку: — Я буду есть на кухне. — Она заметила, что Фиона, хихикая, тоже встала из-за стола. — Мальчишки, ну просто мальчишки!

Войдя в кухню, Джиллианна увидела, что Джоан, Майри и еще две женщины, стоявшие у стола, смеются так, что слезы текут у них по щекам. Аппетит у нее пропал окончательно.

— Миледи, — с трудом проговорила смеющаяся Джоан, — они не хотели обидеть вас.

— Это же наше личное дело! — Джиллианна была в отчаянии.

— Мужчины не думают об этом. — Вдруг Джоан прижала руки к груди и воскликнула: — О Господи, наш хозяин смеялся! Я уже много лет не слышала этого.

— А мне кажется, я вообще не слышала, как смеется мой брат, — заметила Фиона.

— Это и мне приятно, — призналась Джиллианна, — но все дело в том, над чем смеются эти грубияны. Мне так обидно! Я не знала, что могу так громко кричать. Что теперь делать?

— О нет, миледи, — запротестовала Джоан. — Старина Найджел рассказывал нам, какой у вас замечательный голос. Он говорил, что вы поете как ангел. Такой голос — настоящее счастье. Надеюсь, я когда-нибудь услышу его.

— Одно дело — пение. Я знаю, что могу петь громко и еще громче могу ругаться. Но теперь, оказывается, отвечая на то удовольствие, которое доставляет мне муж, я созываю людей за стол!

— Вот именно! Могу поклясться, за этим смехом кроется обычная зависть, — заверила ее Джоан. — Какой мужчина может похвастаться тем, что доставляет женщине такое удовольствие, что от ее криков рушатся стены? Мне кажется, Коннор очень гордится этим, потому и смеется так открыто. Так мужчины выражают гордость своим умением.

— Коннор тоже кричит, — встряла в разговор Фиона. — Честное слово. Но у него не такой чистый голос, как у тебя.

Это несколько успокоило Джиллианну, и она вздохнула:

— Не знаю, как я теперь буду смотреть всем в глаза.

— Миледи, с тех пор, как вы стали мыть мужа в ванне, мы все прекрасно поняли, что происходит у вас в спальне, — объяснила Джоан. — Только дурак не догадается, чем занимаются после ванны двое молодых людей.

— Да, конечно, но мужчины могли пощадить мои чувства. Теперь я не издам ни звука.

— Тогда Коннор воспримет это как вызов.

Джиллианна испуганно моргнула.

— Да, — задумчиво произнесла она, — очень может быть.

И она засмеялась вместе со всеми.

— Надеюсь, мы не слишком сильно обидели ее? — спросил Дэрмот, когда все перестали смеяться.

— Почему она должна обидеться? — спросил Коннор, поглядывая в сторону кухни.

— Женщины не любят, когда обсуждают их интимную жизнь, — объяснил Джеймс. — Джилли наверняка не понравилось, что все знают о том, чем вы занимаетесь.

— Но мы женаты. Она должна понимать, что любой догадается, чем женатые люди занимаются за закрытыми дверями спальни.

— Конечно, она это понимает и знает, что такие вещи трудно проделать бесшумно. Когда наши отец и мать уединяются в их спальне, мы частенько слышим, как кровать стучит о стену. — Джеймс закатил глаза. — А когда наши кузины Эйвори и Элспет приезжают со своими мужьями, тут такое начинается. — Он покачал головой. — Очень часто из кухни исчезают разные продукты, а потом женщины шепчутся о том, как трудно отстирать мед с простыней. Но мы никогда не обсуждаем такие вещи со всеми.

Коннор недоуменно смотрел на Джеймса. Он не мог представить ту жизнь, о которой говорил этот человек. Конечно, он слышал от братьев и других мужчин о некоторых любовных играх, но с подобными фривольностями сталкивался впервые. Он плохо помнил, какова была жизнь в поместье до войны. Судя по всему, с завистью подумал он, Мюрреи действительно были счастливы.

— Мед? А зачем им мед? — спросил он, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

Джеймс рассмеялся, оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что рядом нет женщин, и начал рассказывать о том, какое удовольствие может принести необычное использование разных продуктов. Коннор впервые в жизни слышал о подобных вещах, но скорее дал бы вырвать себе все ногти, чем признался бы в своем неведении. С некоторым удовлетворением он отметил удивление и нескрываемое любопытство на лицах других мужчин. Только некоторые из них кивали головами, делая вид, что не услышали ничего нового.

Когда пришло время ложиться спать, Коннор обнаружил, что его жена так и не вернулась. Он заглянул на кухню, но ее там не было. Поднимаясь в спальню, он думал о том, что она могла очень обидеться на его смех. Сам он невероятно гордился тем, что мог заставить свою жену стонать от наслаждения, но, судя по всему, женщины по-другому относятся к подобным вещам. Он вдруг осознал, что его люди очень удивились, услышав его смех, но вовсе не сочли это слабостью своего хозяина. Похоже, они даже обрадовались, удивился он. Он не потерял их уважения!

Теперь, узнав, как приятно смеяться всем вместе, он понял, что не сможет устоять перед этим в следующий раз. Коннор обрадовался, увидев, что Джиллианна уже лежит в кровати. По крайней мере она не стала прятаться от него. Он разделся, лег и обнял жену. Ее глаза были закрыты, но ей плохо удавалось притвориться спящей.