Парень исчезает, только стучат пятки по полу. Я же рывком сдёргиваю с большой кровати грязные шкуры, оставляя лишь матрас, набитый соломой. Ладно. Две минуты погоды не сделают. Осматриваюсь, замечая два больших сундука. На них замки, но меня это не останавливает. Рывок, и с жалобным хрустом лопается крышка. Одежда… Вот то, что нужно! Кусок тонкого полотна. И отрез бархата в придачу! Самое оно! Раскручиваю толстую ткань, затем накрываю ей матрас. Он, вроде чистый и новый. Сейчас и так сойдёт. Затем выуживаю тощее, донельзя исхудавшее тело из лохмотьев, перекладываю на бархат, прикрываю полотном. Саури грязна до невозможности, но это ерунда. Пока просто оботрём тряпкой, потом помоем, как чуть окрепнет. Очень осторожно протираю её лицо, потом по каплям вливаю воду в приоткрывшийся рот. Горло ходит ходуном, жадно втягивая драгоценные капли. Где же пацан?! Огромные глаза чуть приоткрываются, но в них нет ни капли рассудка. Просто мутные, покрытые какой то поволокой. Мать Богов! Только бы не умерла! Не хочу!

— Сьере капитан, ворота закрыты, сейчас мост поднимают!

В комнату просовывается голова старшего охраны. Не отвлекаясь от своего занятия, бросаю:

— Хорошо. Пройдите по всем помещениям, проверьте тюрьму, если кто там сидит, то организуйте кормёжку, но не выпускайте, пока я не закончу.

— Сделаем, сьере капитан!

Сержант исчезает, а минут черед пять появляется мальчишка, несущий котелок с горячим, ароматно пахнущим молоком, горшочек с мёдом, буханкой белого хлеба. Тот, правда, чуть зачерствел, но это не страшно.

— Поставь рядом. И найди мне тростинку. Не слишком толстую.

Парень опять исчезает, но практически сразу появляется. В руках у него тонкая веточка. Пойдёт! Быстро зачёрпываю лежащей на подносе ложкой мёд, начинаю размешивать. Ещё одну. Пожалуй, хватит. Чуть приподнимаю саури, спохватываюсь:

— Иди, пусть женщины принимаются за уборку.

Тот убегает, с непередаваемым ужасом глядя на тело на моих руках. Устраиваюсь поудобнее, опирая девушку себе на грудь. Она по прежнему без сознания. Зачёрпываю ложкой приготовленную смесь, аккуратно вливаю ей в рот. Ну же, давай! Получилось! Рефлексы работают, и она глотает. Раз. Другой. Уже пятая ложка. Но шестая вдруг остаётся нетронутой. Расплёскиваясь по ткани, которой та прикрыта. Зато я замечаю, что рот плотно закрылся, а глаза, наоборот, широко распахнуты. Значит, очнулась? Она пытается повернуть голову, чтобы посмотреть на меня, но я позади, и это просто нереально. Зато я внезапно вспоминаю её речь, вбитую меня под гипнозом:

— Твои неприятности кончились. Лучше пей молоко. Другого тебе пока нельзя. Слишком долго была голодной.

Тело вздрагивает. Потом я слышу очень слабый голос:

— Кто… Ты?

— Друг. Не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого. Пей.

Подношу опять ложку ко рту. Саури судорожно глотает. Общими усилиями она опустошает котелок наполовину. Потом вздыхает:

— Больше… Не могу. Мне плохо. Сейчас вырвет…

С последними словами её выворачивает наизнанку, обдавая каплями молока и мёда постель. Вздрагиваю. Потом вытираю ей лицо. Осторожно перетаскиваю подальше от лужи. В это время двери покоев открываются, и на пороге появляются обе женщины и мальчишка. В руках веники и вёдра.

— Убрать эту солому, всё вымыть! И принесите сюда ещё чистого полотна! И шкуру побольше!

Мальчишка вновь исчезает, а женщины начинают сгребать полусгнившую солому в кучу, с ужасом глядя на меня и неподвижно лежащую у меня саури на груди. Та немного приходит в себя. Снова тяжело дышит:

— Мне лучше.

— Сейчас приберут, и станет совсем хорошо. Давай попробуем ещё немного съесть. Только чуть-чуть. Твой желудок совсем не работает.

— Хорошо.

Она съедает пару ложек. Потом снова сжимает губы. Оба ждём. Служанки, между тем, вытаскивают мусор с пола за двери. Потом вынесут прочь. Снова берусь за котелок. Хвала Богам, там достаточно молока, и оно ещё тёплое. Зачёрпываю мёд. Саури судорожно его проглатывает, потом шепчет:

— Пить.

Да её молоко. Она делает пару глотков, и мы снова ждём.

— Спать хочу.

— Отдыхай.

Девушка прикрывает громадные ресницы. Бережно опускаю её на постель, спит или притворяется? Делаю шаг вперёд, чтобы она не видела моего лица, но тут появляется мальчишка с рулоном грубой ткани. Под мышкой у него свёрнутая шкура. Парня качает под тяжестью материи. Ну что с ним делать? Забираю материю, осматриваюсь по сторонам. В принципе, бархата ещё много… Отхватываю грязное ножом, затем подхожу к кровати и подхватываю саури на руки:

— Чего встал? Быстро поменяй!

Мальчишка схватывает с полуслова: сдёргивает мокрый бархат с матраса и торопливо расправляет свежую ткань. Очень бережно опускаю саури обратно, потом поверх ткани прикрываю шкурой. И тут натыкаюсь на её взгляд, удивлённый. Испуганный.

— Очнулась?

— Откуда ты знаешь речь Кланов?

О! Уже паузы не делает. Значит, топливо начинает усваиваться желудком…

— Знаю. Даже то, что ты не чудовище, а такое же разумное, как и остальные. Потом поговорим. Сейчас надо поесть ещё. Сможешь?

— Наверное…

Размачиваю кусочек мякиша в молоке, сверху капаю немного мёда. Сую ей в рот. Она медленно прожёвывает. Потом ещё небольшой кусочек.

— Пока хватит. Подождём немного. Хорошо?

Сил шевелиться у неё нет. Поэтому она на мгновение прикрывает глаза. Уже чистые. Без той непонятной поволоки.

— Кто ты?

— Капитан Имперских войск Серг Стел. Новый владелец этих земель.

— А… Прежний…

— Он проиграл. Поэтому был повешен.

Девушка облегчённо вздыхает и вновь закрывает глаза. Грудь едва заметно вздымается под мехом. Но я вижу, что она приходит в себя. И с каждой минутой сил у неё становится всё больше.

— Есть хочу.

— Погоди ещё немного. А то вырвет опять.

— Есть хочу.

— Пять минут.

Умолкает. Снова размачиваю хлеб в молоке, поливаю мёдом. На этот раз саури съедает целый ломоть. Без последствий. Следовательно, она покрепче, чем люди. Это хорошо. И тут же засыпает. На этот раз без всякого обмана. Крепким сном. Очень хорошо!..

…Она лежит без всякого движения, а я вспоминаю. Граница. Фиорийско-рёсская. С той стороны — страна, удивительно похожая на древнюю Партократию. С моей — Империя Фиори. После того, как все недомолвки между мной и императорской четой прояснились, мне стало легче. Конечно, прибавилось и хлопот, но морально, безусловно, легче. Потому что у меня появилась какая-то определённость, и словно открылось второе дыхание. Теперь я точно знаю, что рано или поздно вернусь на Русь. Кстати, немного прояснилось и со сроками. Оказывается, Максим-Атти слышал про то сражение, в результате которого я очутился на Фиори. Жаль, но как я и думал, вся наша команда погибла. Включая меня. Но и саурийские «Листы» приказали долго жить. Эвакуировав команду, командир просто перевёл реактор в неконтролируемый разгон и когда вражеские корабли подошли, чтобы взять наш «Неустрашимый» на абордаж, тот взорвался, испарив всё вокруг. И случилось это почти четверть века назад. Это проходили в школах, как подвиг русских воинов, которые погибают, но не сдаются. Жаль, но все, кого я знал раньше, уже далеко не те. Кто наверняка умер, кто погиб, а кто постарел. Так что меня вряд ли кто ждёт в Империи. Срок службы давно истёк, и, вернувшись, я стану вольной птицей. Поэтому, пожалуй, мне впервые пришли в голову мысли о том, чтобы остаться на Фиори навсегда. А что? Атти мне благоволит, Ооли тоже. А знающий человек в обстановке, что сложилась сейчас в стране — на вес золота. Денег же у меня хватает: и жалованье, которое из-за моего звания и должности очень велико, и процент от военной добычи. Так что счёт в Императорском банке пухнет с каждым сражением. Да и без него тоже. Сама планета мне начинает нравиться. Раньше я смотрел на неё, как на клетку. Теперь же — как на будущий дом. Мягкий климат. Вполне нормальные люди, высокое положение в новой Империи, пожалованные мне земли. Так что практически я уже созрел для того, чтобы остаться, когда представиться возможность побывать на Руси. Подам рапорт, и не думаю, что за давностью лет его станут долго рассматривать. Может, даже и не придётся лететь туда. Просто согласуем подписи по дальней связи. И всё. К тому же можно будет заказать в Империи кое-что из того, к чему я привык у себя, и тогда устроюсь ничуть не хуже, если не лучше, чем на Родине…