– Да! Я ужасно жалею обо всех своих ошибках.

– А я не жалею. Я хотела, чтобы тебе было очень-очень больно! Чтобы у тебя сердце так же разорвалось на кровавые куски, как у меня!

– Ты… – начинает Максим. Но я не даю ему и слова вставить.

– Ты изменил мне! Ты спал с другой женщиной за моей спиной. У себя на работе! А потом приходил домой и обнимал меня… Ты сделал ей ребенка!

Кажется, у меня истерика. Я кричу и не могу остановиться.

Я знаю, что зашла слишком далеко, позволив Максиму думать, что у меня что-то  было с другим мужчиной.

Но во мне проснулась стерва и садистка.

Мне приятно видеть боль в его глазах. Пусть знает, что я пережила за эти три дня! Пусть почувствует это!

– Я не изменял тебе, – глухо произносит Максим. – Во всяком случае, сознательно. А ты…

Я вижу, как он сжимает кулаки и стискивает зубы. На секунду мне даже кажется, что он хочет меня ударить.

Да нет. Максим на это не способен. Я его знаю.

Он делает шаг в сторону. Идет в прихожую.

Снова хлопает входная дверь. И раздается еще какой-то звук. Как будто Максим со всей дури залепил кулаком в стену.

А я сползаю по стенке…

Чувствую себя ужасно. Меня тошнит.

Мой муж прав. Мне тошно от всей этой ситуации.

И это минутное садисткое удовольствие от созерцания его боли… Оно, на самом деле, не принесло облегчения.

Глава 40

Максим

Я не ушел! Я просто вышел на воздух – проветриться. Потому что боялся, что у меня окончательно сорвет крышу. И я потеряю контроль. Как потерял его при виде того накачанного суслика…

Он, кстати, куда-то испарился.

Ушел, когда мы с Никой начали разговаривать. Понял, что встрял в семейные разборки, и свалил.

Кто он?

Что у него было с моей женой?

Она была в полотенце… Но я не могу поверить, что она с ним спала. Просто не могу.

Это не похоже на Веронику.

Она не такая!

Я ее знаю.

Правда, сейчас она сама не своя. Такой яростной я ее раньше никогда не видел. Ей больно… Очень больно. Я знаю, что она чувствует в последние дни. То же, что я чувствовал несколько минут назад.

Ревность, сжигающую изнутри. Боль от предательства. Отчаяние от того, что наши отношения превратились в этот кошмар и ничего нельзя вернуть…

Поэтому – она могла сделать это мне назло. На эмоциях.

Блин. Думать об этом совершенно невыносимо. А, тем более, представлять.

Нет!

Она не могла.

Но она была в одном полотенце. А он говорил что-то о бракованных резинках. Как будто они собирались начать и обнаружили этот брак. Или как будто у них уже все было, но им оказалось мало резинок…

В нормальном состоянии Ника никогда не поступила бы так. Но сейчас ее состояние бесконечно далеко от нормального.

Блин. Нет.

Вся эта ситуация была какой-то… ненастоящей, что ли. Там не было ни проблеска страсти. Или какой-то, даже самой тухлой, сексуальности.

У Ники был совершенно будничный вид. У суслика, кстати, тоже. И интонации были такие, как будто он говорил…  не знаю… о замене крана на кухне.

Я брожу вокруг машины. Пыхчу, как паровоз. Пинаю колеса, еле сдерживаюсь от того, чтобы не врезать кулаком с уже и так сбитыми костяшками по капоту.

Надо успокоиться.

Я спокоен. Я совершенно спокоен…

Ни разу за все то время, что я знаю Веронику, я не испытывал такой ярости. Даже близко.

У нас всегда были спокойные гармоничные отношения. А сейчас… какое-то дикое буйство страстей!

Я снова влетаю в подъезд. Благо, препятствия в виде домофона нет – дверь распахнута и подперта кирпичом.

Дверь квартиры тоже, к счастью, до сих пор не заперта. У них тут вообще какой-то коммунизм. Двери не закрывают, шастают друг к другу по делу и без…

Я врываюсь.

И застаю Вероничку сидящей на полу. У стены. Она обхватила себя за колени, а, услышав меня, испуганно подняла глаза.

Сердце сжимается. Она такая маленькая и хрупкая… И ей точно сейчас ничуть не лучше, чем мне.

Но все равно – я дико зол.

– Собирайся! – рявкаю я. – Поехали домой.

Подхожу к ней и протягиваю руку. Она смотрит на мою ладонь, но не берется за нее.

Поднимается сама.

– Собирайся! – ору я.

– Нет, – отвечает она.

Я стискиваю зубы так, что они, кажется, начинают крошиться. Мой стоматолог явно будет недоволен…

– Уходи, – говорит Вероничка.

– Хочешь остаться здесь, с этим сусликом? Я вам помешал?

Слышу свой резкий грубый голос. Никогда раньше я так не разговаривал со своей женой.

– Идиот! – зло  бросает Вероничка.

И это слово сейчас звучит для меня как музыка…

Она пытается оттеснить меня к двери. Но я не двигаюсь с места.

Ника оказывается близко ко мне, практически вплотную. Я вижу, что у нее влажные волосы, и они лежат как-то странно. Совершенно запутанные.

Сквозь незнакомый сладкий запах шампуня я ощущаю тонкий, еле уловимый аромат летнего луга. Как хорошо я его знаю… Вероничка всегда так пахнет. Сама по себе, безо всяких духов. И этот цветочно-травяной запах как будто переносит меня в наше счастливое прошлое. Совсем недавно у нас все было хорошо…

На секунду я даже прикрываю глаза…

Но только на секунду.

В следующее мгновение Вероничка толкает меня в грудь.

– Уходи! И не смей орать на меня и командовать.

– Я не ору!

Конечно, я ору.

Даже сейчас.

Вероничка тоже разговаривает на повышенных тонах. И смотрит так, как будто готова меня растерзать.

Вообще-то, это я ее