— Но ведь мы с Таней не шарлатаны. Мы проводили настоящие опыты под эгидой настоящего научного учреждения. Что же, вы теперь утверждаете, что мы с Таней больны?

— Про вас я не говорю, — Альфия посмотрела на часы. Все-таки что там нашли у этой Полежаевой? Если операция была — она должна была уже быть окончена.

— Ваше поведение не свидетельствует о болезни. А что касается Татьяны Петровны…

— Я протоколы опытов могу показать.

— Да я ваши опыты не оспариваю. Вы меня поймите: ко мне привезли больную, практически только что вышедшую из комы. Как она в нее впала, почему — об этом я могу судить только из истории болезни. Ваши слова с этой историей расходятся. Объективной информации о том, что произошло с вашей женой до ее поступления в питерскую больницу, у меня нет. Я оцениваю ее поведение на сегодняшний день. И уверяю вас, это поведение ничем особенным не отличается от поведения других больных. Клиника развивается своим чередом. Она дает определенную психическую симптоматику. А уж отчего это случилось — от опытов ли, или, наоборот, напряженная работа способствовала обострению и срыву, — бог знает! Мое дело — лечить.

— Если Таня больна — значит, и я болен, — сказал Виталий.

— История знает и более катастрофические примеры, когда одна сверхценная идея, поднятая на щит недобросовестными людьми, обрастает миллионами последователей.

Он посмотрел на нее с ужасом:

— Такое впечатление, что мы все больны. Мы все находимся в сумерках сознания…

Альфие хотелось закончить разговор. Ей нужно было позвонить в больницу, где оперировали Настю. Она хотела сама узнать, к какому выводу пришли врачи. В конце концов, это она отвечала за состояние больной. Рабочий день заканчивался, и Альфия боялась, что сменившийся дежурный может быть не в курсе событий.

— Извините, я должна позвонить, — наконец, проговорила она. — Проконтролировать одну больную. Ей недавно сделали операцию.

Давыдов поднялся.

— Я понимаю, что и так отнимаю у вас много времени. Но… можно, я потом еще к вам зайду? После того, как схожу к Тане. Я подожду, когда вы освободитесь. — Его тон был почти умоляющим.

— Но ведь я тоже должна пойти к больным в отделение. У меня много дел.

— Я понимаю.

Альфию поразила разница между его вчерашним и сегодняшним поведением. «Что с ним такое произошло?» — подумала она. А он будто ответил на ее мысли:

— Знаете, когда я ехал сюда, я подумал, что у меня, вообще-то, никого нет, кроме Тани. И теперь еще… вас.

Виталий смотрел на нее исподлобья, сам не понимая, зачем пустился в откровения, и ловил себя на мысли, что между всеми этими разговорами, умными фразами, деликатными умолчаниями не перестает любоваться этой женщиной, ее странной, холодной яркой красотой.

«Если б он знал, как мерзко, тревожно, холодно у меня на душе, пожалел бы он меня, как жалеет свою жену?» — вдруг спросила себя Альфия и не пришла ни к какому ответу.

Давыдов пошел к двери. Она открыла и выпустила его. Проходя в дверь, он ненароком коснулся ее руки.

«Случайно или нарочно? И то и другое плохо, — подумала Альфия и тут же усмехнулась: — А как насчет того, что она, не колеблясь, легла бы в постель с молодым доктором и провела эту ночь с Володей?»

От этих мыслей ей стало еще тоскливее. Она захлопнула за Давыдовым дверь и взялась за телефон.

«Что со мной будет? Со мной будет? Со мной будет?»

Из сплошной вязкой каши в Таниной голове острыми горками вздымались отдельные мысли и крутились, как заведенные.

За сегодняшний день произошел заметный прогресс. Таня встала с постели. Пошатываясь, смогла самостоятельно обойти крошечную палату. Дверь была, как всегда, закрыта, но Тане и не хотелось никуда выходить. Здесь, в палате, чувствовалась какая-то хоть и небольшая, но защищенность. Над Таней была крыша, под ней — постель. Ее кормили, давали таблетки, делали уколы. Еще болела кожа в том месте, где оставалась трубка, вставленная около ключицы, но что эта боль по сравнению с сумерками, творившимися у Тани в душе?

На первый взгляд все просто: она здесь, потому что больна. Но отчего она больна? Кто сделал ее больной? Появилась мысль: это испытание. Кто-то и раньше говорил ей об этом, а теперь просто вставил мысль ей в голову, как одну матрешку вставляют в другую. Кто, где и когда — она не запомнила, или не видела, или не поняла. Но тогда ей было страшно. Сейчас в палате она чувствует себя более уверенно.

Каждый день приходит врач. Врач — женщина. У нее сложное имя. Она, Таня, его не помнит. Трудно произносить. Врач очень красивая. Татьяне неприятно думать, что Виталий, ее муж, разговаривает с ней, пока она лежит здесь, в палате. С Виталием все тоже прояснилось. Еще недавно она считала, что он ей враг, теперь же ей стало ясно, что он — и не враг и не друг, а тоже послан помогать ей в испытании. Во всяком случае, теперь она его не боится. Таня просила врача, чтобы ей разрешили присутствовать при их с Виталием встречах, но врач сказала, что это неудобно — она слишком занята и разговаривает с Виталием в разное время и чуть ли не на бегу.

Лекарства действуют на Таню хорошо. Раньше она очень уставала, а теперь бодрее. Читать не хочется. Она ничего не может запомнить, и ей неинтересно. Пожалуй, неинтересно — это главное. Ей ничего не интересно. Хочется только одного: чтобы стало больше сил. Ведь пока она не пройдет это испытание, ее не отпустят. А в чем это испытание состоит, ей пока не сказали. И еще ей хочется носить какой-нибудь специальный знак, что-нибудь особенное, чтобы сразу можно было определить ее избранность. Но такого знака у нее нет. Может, попросить Виталия купить какой-нибудь особенный крест? Но носить его, кажется, можно только крещеным. Тане хочется, чтобы ее окрестили. Надо будет попросить об этом Виталия. Он, кажется, может это организовать. Он многое может организовать, для того и послан ей в помощь.

Вот он вошел. Как она раньше не замечала, что он выглядит, как старинный рыцарь — светлые волосы до плеч, а в глазах — пустота? Она поняла: он и должен быть равнодушным, иначе как он может оценить, кому помогать, а кому нет.

Виталий обрадовался: Таня сидит! Не лежит, как бесчувственная чурка, а самостоятельно сидит на постели. Смотрит на него внимательно, осмысленно… Неужели лекарства помогают? Надо будет зайти, сказать Альфие.

Он подошел, поцеловал жену в щеку.

— Виталий, ты можешь принести мне крест?

Он отшатнулся.

— Что еще за крест?

Она взглянула на него просительно.

— Просто маленький крестик. На цепочке. Я повешу его на грудь.

— Господи, Таня, зачем он тебе?

Она не стала объяснять.

— Все же зачем-то носят…

Виталий подумал: «А мне что, жалко?» — и успокаивающе произнес: