– Прелюбодеянцев?

– Ой брось, секс он везде секс. И я тебе скажу, вот в таких закрытых сообществах все гораздо запутаннее и порочнее, чем в любой светской богеме, – Натка крутанулась на своих кроссовках, где засветилась неоном подошва и потащила всех на улицу.

Там нас встретили корявые скульптуры из ржавого металла изображающие неприличные сцены. Они были выставлены по кругу и усыпаны выпачканным в машинном масле и земле нижним бельем. В центре сидела огромная баба из полированного металла. Она стирала это самое белье на старой деревянной доске.

– Что-то в этом определенно есть, – я начал бродить среди фигур, – мне определенно начинает нравиться современное искусство. Это же какой-то вечный треш.

– Много стеба, согласна, – Ангелина подошла поближе и с преувеличенным интересом рассмотрела фигуру начищенной до блеска бабы, у которой платье съехало и обнажило перед всеми безразмерную грудь с алым соском.

– На фуршет пойдете? – Натка прищурилась и посмотрела наверх, где солнце начали затягивать тучи. Редкие люди вокруг нас тоже обратили внимание на смену погоды.

– Да, подойдем, – Ангелина произнесла задумчиво, – покажу Демиду инсталляцию, что мы пропустили и присоединимся к вам.

– Давайте, – девчонки отправились дальше, а меня Ангел потянула обратно в цеха.

– Нам обязательно смотреть сколько там матерей-одиночек? – я кисло бросил последний взгляд на постыдные скульптуры на пустыре.

– Нет, думаю мы можем занять эти десять минут чем-то более интересным, – в ее глазах появился лихорадочный блеск, а к щечкам прилип румянец. Похоже, заводская обнаженка на мою плохую девочку очень даже подействовала.

– Где? – быстро сжал ее ладонь и мы спрятались в помещении от начинающегося дождя.

– Наверху помещения складов и административная часть.

– В кабинете трахну, когда на работу ко мне заявишься, – горячо шепчу ей в волосы, – давай хардкор.

– Черт, ты же настоящая мечта, Демид, – возбужденно хохотнула Ангелина и мы пошли вглубь по коридорам. Многие двери были сорваны с петель и разворочены, поэтому подходящее мы нашли не сразу.

– Тут работали намотчики катушек, – посмотрела она на какую-то табличку, – не знаю что это, но звучит серьезно.

– Пошли, – толкаю внутрь и закрываю дверь. В помещение свет попадает лишь через грязное широкое окно в самом верху. Толкаю Ангелину к одному из пыльных станков и заставляю развернуться ко мне спиной. В помещении холодно и острый запах ржавого металла заставляет морщиться. Прижимаю ее ладони к грязному облупившемуся станку и нетерпеливо расстегиваю ее брюки.

– Пиздец, завелся, – хрипло шепчу ей в волосы. Запускаю ладонь в уже мокрые трусики и сжимаю лобок, – и не я один, – хочешь, чтобы выдрал тебя в этом грязном цеху?

– Да, – доносится в ответ с придыханием.

– Развратница, – щелкаю пряжкой ремня и приспускаю джинсы вместе с бельем. Прижимаюсь к спине Ангелины, задирая на ней толстовку и майку. Чашечки лифчика тяну вниз и сжимаю пальцами соски.

– О боже, – она сильнее выгибается, подставляя свою попку и трется об мой стояк.

Не могу больше терпеть, наваливаюсь сильнее и вхожу одним резким движим, заглушая Ангелинин крик ладонью. Она внутри такая жаркая и узкая, что мне и самому хочется быть громким. Блядь, подсел на нее как на иглу.

Имею ее торопливо, жадно, хрипло выдыхая в шею. Одной рукой гашу стоны, а второй ласкаю клитор. Ангелина вся подо мной так и дрожит, ластится, выгибается и постанывает.

Мне вообще все равно, где брать ее – у себя в квартире или на грязном старом заводе, главное, что мы оба сходим с ума от нашей близости. Такое невозможно изображать.

Тело подо мной замирает на секунду, раздается слабый всхлип и по девичьему телу проходится волна оргазма. Мне приходится удержать малышку от падения и я быстро достаю член, кончая на промасленный пол под нашими ногами.

Мы оба сбито дышим, приходя в себя. Разворачиваю Ангелину к себе, впечатывая в станок спиной и нависаю сверху. Ладонью спускаюсь вниз и продолжаю играть с клитором у нее между ног. Она мне нравится такой – с приспущенными штанами и задранной майкой. Развратная малышка, только для меня такая.

Целую ее сладкие губки, поглаживаю внизу. Это не для разрядки, мне просто приятно ее трогать, немножко дразнить и заводить.

Мой член обнимает ее ладонь и там мы и стоим еще пару минут, развязно целуясь и лаская друг друга.

– Нужно идти на фуршет, – выдыхает Ангел, – девочки заждались.

– Я бы пару раз повторил то, что мы делали только что. Может черт с ним, с фуршетом?

– Есть хочу, – выпускает она из руки мой член и хлопает по моей ладони, – на обратном пути можем еще где-нибудь затеряться, если захочешь.

– Договорились, – прячу свое хозяйство в штаны и помогаю Ангелине поправить одежду.

– Посмотри на нас, – она смеется, когда мы выходим из цеха на улицу, где накрапывает мелкий дождик, – думаешь нам поверят, что мы там инсталляцию смотрели?

– Я бы на это не надеялся, – белая майка Ангелины и моя светло голубая все испачканы в пыли и масле. Нужно было от станка держаться подальше. Или хотя бы одеть черное.

– Ой вы посмотрите, – оценила наш растрепанный вид Натка, когда мы вошли в помещение еще одного безликого цеха, – кто-то воодушевился пляшущими заводчанами.

– Натка, ну что ты? Промолчать не могла? – одергивает ее Ангелина и начинает оттирать свои руки влажными салфетками, что ей Соня протянула.

– Отличная мотивация, кстати. Надо будет с Ренатом обсудить, – задумчиво посмотрела она на нас с Ангелом, – через месяц будет еще одна выставка на заброшенной стеклодувке.

– Мы идем, – отвечаю я за нас двоих с Ангелом, – никогда там не был.

– Ну да, именно в этом все дело, – съязвила Натка, – пойдемте к столу, а то самое вкусное съедят.

– Офигеть, – разворачиваюсь и смотрю на череду газеток, устилающих конвейерную ленту. На них был0 аккуратно разложено нарезанное сало, хлеб, зеленый лук, а также селедка с вареной картошкой и разные соления. Через метр стояла водка и граненые стаканы. Народ из разных цехов уже стекался поближе, на лицах у всех читался энтузиазм. Как в принципе и на любом мероприятии – главное хорошо пожрать. А мы с Ангелом так хорошо только что поработали, что аппетит разгулялся основательный.

– Сало, – она задумчиво взяла кусочек и положила на черный хлеб, – папа как-то давал мне в детстве пробовать, но я не оценила. Похоже, пришло время попробовать еще раз.

– Это тебе не французская кухня, – усмехнулась Натка, принимаясь за селедку с картошкой, которую положила себе на металлическую заводскую посуду с названием цеха, выбитым по ободку.

– И не итальянская, – я присоединился к ней, оперевшись бедрами об импровизированный стол. Ангелину притянул к себе. Сейчас её касаться хотелось время и когда эта потребность уменьшиться, я не знаю.