– Ноги целы? – спросила Анна, все еще задыхаясь от бега и переживаний. – Как ты думаешь, они уже поняли, что ты сбежал?

– А ты что, тоже из окна вывалилась?

– Тише говори! – шикнула она и повела глазами в сторону очереди, которая в общем-то обсуждала предстоящие выборы президента Украины. – Ты как сказал, что идешь переодеваться, так я сразу все поняла и бегом вниз, под окна, тебя ловить.

– Слушай, Анна, но откуда у меня в гальюне пистолет оказался?

– Вот об этом я сама хочу у тебя спросить. Ты ключи от квартиры Джо не давал?

– Спятила? Зачем ему ключи? Он любую дверь плечом выломает.

– Ты думаешь, что это он подкинул, когда к тебе вломился?

Я отрицательно покачал головой, привстал на цыпочки, глядя поверх голов на окно. Во всяком случае, перед магазином не видно ни ментов, ни машины.

– Я больше чем уверен, что именно из этого пистолета Джо стрелял в Новоторова. Мы еще услышим об этом: проведут баллистическую экспертизу и докажут, что Новоторов был убит из этого «макарова».

– Когда же тебе его подкинули?

Я пожал плечами.

– Может быть, пока я был у следователя?.. Не знаю, Анна, не задавай вопросы, на которые я не могу ответить.

– Давай купим колбасы и хлеба?

– Ты голодная?.. Это на нервной почве. Ты только что ела яичницу.

– У меня эта яичница поперек горла стоит, и все равно я с голоду умираю! И голова ничего не соображает.

– Ну хорошо, хорошо. Я возьму тебе колбасы.

Анна незаметно раскрыла сумочку и протянула мне деньги. Если бы у меня были пятьдесят тысяч долларов, подумал я, принимая деньги, то я подарил бы ей маленькую белую яхту.

Я вспомнил о своей «Арго» – маленькой белой яхте с треугольной «бермудкой» и кливером, с каюткой на четверых и уютным уголком-камбузом. Когда-то я выкупил ее почти за бесценок из ростовского яхт-клуба, а три года спустя продал опять же за бесценок, чтобы купить туристскую путевку в Ла-Пас, откуда и началась моя приамазонская одиссея.

Полчаса спустя мы утоляли нервный голод, сидя на самой верхотуре горы Болван, откуда весь поселок вместе с санаторием и домом отдыха был виден как на ладони.

– Что теперь? – спросила Анна, опускаясь на теплый белый камень и потягиваясь.

Я, осторожно выглядывая из-за каменного бруствера, всматривался в улочки, в заросли кустов, стоящие рядом с моим домом. Бинокль бы сюда, а еще лучше телескоп «Белый карлик».

– Твоей судьбой я не могу распоряжаться, Анна. Ты вне подозрений, здесь ты человек случайный, – ответил я, давая понять девушке, что готов принять ее отставку и даже проводить на московский поезд.

– Что?! – Она привстала и посмотрела на меня. – Случайный человек?.. Значит, ты хочешь, чтобы я уехала, оставив тебя коптиться на этой горе? И ты нормально бы воспринял это? Ты бы смог после этого разговаривать со мной? – Она снова легла и опустила ладонь на глаза. – Мне страшно подумать, Кирилл, что на моем месте ты бы так и поступил.

Вот это удар! В моих руках с сухим щелчком треснула ветка. Ну что ж, она ответила достойно. Я это заслужил. Трусу и подонку никогда не надо указывать на пути отступления, он сам видит их и знает, что ему делать. А вот если сделать это по отношению к верному другу – хуже оскорбления и унижения не подыщешь. Я с опозданием прикусил язык.

Надо было как-то мириться, и я кинул маленький камешек, который щелкнул в метре от Анны. Она не отреагировала. Тогда я подошел к ней, снял ее ладонь с лица. Анна смотрела на меня.

– Прости, – сказал я. – Я не хотел тебя обидеть. Я просто очень боюсь за тебя.

– А тогда, на вилле, когда ты надел форму Шраера и мы шли с тобой к дому Валери под взглядами охранников, тоже боялся?

– Тогда нет, – признался я.

Анна вздохнула.

– Ладно, я тебя прощаю. Но только потому, что ты сказал правду и не стал брехать, как страстно беспокоился за меня. Кот ты, Вацура. Старый, бродячий, неблагодарный кот. Сама не знаю, за что я тебя так люблю.

Это было настоящее признание, но сделанное в форме полушутки, полуприсказки, а значит, с двойным смыслом – иди гадай, правду я сказала или нет. Но я-то знал, что Анна сказала правду. Я сделал каменное лицо и быстро перевел разговор на другую тему. Нет, я не кот, я поганый шакал, плешивый крокодил, бегемот-олигофрен. Такая замечательная девушка признается мне в любви, а мне нечего ей ответить. Лгать не хочу, потому как любви к Анне бог не дал. У него своя логика и свои чудачества. Не знаю, какое именно чувство подразумевается под любовью, но Валери я до сих пор не могу выкинуть из сердца.

* * *

Когда солнце скрылось за горбатой, покрытой кудряшками леса спиной Караул-Обы и стало по-южному быстро темнеть, мы с Анной покинули наше убежище и спустились на шоссе. Решили, что она вернется на дачу и будет продолжать там жить, чтобы не вызвать у милиции подозрения своим исчезновением. А я, беглый каторжник, как позже окрестил меня Гриша, спрячусь в лагере альпинистов. Не думаю, что милиции придет в голову прочесывать все палаточные городки на побережье – на это ушло бы слишком много времени. Анна сегодня же предупредит Клима о моем местонахождении, а завтра мы все соберемся под Соколом, включая Гришу и Князева, и решим, как действовать дальше. Кроме как от этих людей, мне больше не от кого было ждать помощи.

Я подошел к палаткам альпинистов как раз в то время, когда Гриша снимал с примуса кастрюлю с супом, и, увидев меня, он издал радостный вопль, несмотря на то, что даже понятия не имел, сыт я или голоден. Мне дали ложку, но я отрицательно покачал головой. Тогда Князев налил мне какой-то крепкой пахучей жидкости. Я выпил и, пока мои товарищи загребали ложками из кастрюли, рассказал им о том, что случилось за сегодняшний безумно огромный день.

Под конец рассказа я уже едва сидел и мои глаза закрывались сами собой. Князев несильно хлопнул меня по плечу, заставляя подняться на ноги, отвел к своей палатке и показал на спальник. Мне именно этого не хватало для счастья. Не помню, как я заполз в палатку, как стащил с себя кроссовки и упал на мягкий синтепоновый спальник, пахнущий еловыми ветками, костром, кипарисом, горами и туманами…

Мне приснился странный сон, будто я без страховки карабкаюсь по отвесной стене вслед за Джо. Он скидывает на меня камни, спускает снежную лавину, на мою голову обрушиваются потоки воды, но я продолжаю каким-то чудом держаться на стене и преследовать его. В конце концов я догоняю его, цепляюсь обеими руками за его горло, моя ладонь скользит по его щеке, и вдруг кожа его лица начинает сморщиваться, собираться в складки и сползать, и я с ужасом понимаю, что это была всего лишь маска. И тут на меня сыплются черные стружки волос, и я вскрикиваю, потому что вижу Валери. Она не похожа на себя, но я точно знаю, что это она. «Кирилл, – говорит она, – я сделала это только ради нашей любви». – «Где дочь?! – кричу я исступленно. – Где моя дочь?!» Но Валери смеется, и мы оба срываемся и с нарастающей скоростью летим в бездну…