— Двадцатник с небольшим. Мы тогда хорошо отыграли на мироновских акциях.

— Том...

— Да?

— Мы отыграли. Мы.

— Тебе хорошо говорить, Олег.

Гринев покачал головой:

— Том... Том закрыл лицо руками:

— Что мне было делать? Когда вчера приехал этот Руслан...

— Ты понял, чьи деньги, когда принимал их?

— Извини, Олег. Когда вы с Черновым делаете игру, вы тоже происхождение денег до мизинца выверяете? — Лицо Тома сделалось печальным. — Как ты любишь повторять: ничего не нарушишь, ничего не достигнешь. Просто вы — хозяева, вам — можно, а я...

— Тебе шел оклад и процент от сделок. Знаешь, почему, Том? Ты дисциплинирован и умеешь работать. А здесь ты решил сыграть на себя.

— А разве ты сейчас сыграл не на себя, Медведь?

— Ты ответить по деньгам не смог. Я по ним ответил. Ты понял разницу?

— Олег...

— Когда пишешься под деньги, всегда отвечаешь сам. Ты это сделать не можешь. Ты взял деньги и подписался моей головой. У тебя после всего — разговор со мной, у Руслана — со своими, и разговор конкретный.

— Извини, Олег. Я виноват. Вчера, когда подъехали эти...

— Ты меня слил.

— С ними невозможно говорить или что-то обещать. Они бы меня просто грохнули.

— Ты суть уяснил, Том? Жадность губит.

Том понуро кивнул. Поднял на Олега взгляд:

— Я уволен?

— Нет.

— Почему?

— Ты ошибся. Потом — испугался. И то и другое со всеми случается. Как следствие жадности и глупости. Жадность и глупость парой ходят. Бывает, что по отдельности, но реже. — Олег вынул сигарету, чиркнул колесиком зажигалки, затянулся, выпустил дым. — А теперь — думай ты, Том.

— О чем?

— Хочешь ли ты уйти. Или — остаться.

Том погрустнел:

— Я не герой, Олег.

— Я знаю.

— И что-то смыслю в рынке.

— Безусловно.

— Сколько у нас?

— Девяносто пять миллионов.

— Этими деньгами невозможно сейчас двинуть рынок. Это очевидно.

— Я похож на дебила, Том?

— Нет.

— Тогда почему ты думаешь, что я пущусь в эту авантюру?

— Ты уже пустился.

— Я только начал игру.

— Именно. Игру. Ты игрок, Медведь.

Олег усмехнулся:

— Я это уже слышал. И не раз. Ты тоже так считаешь?

— Ты... ты хочешь, чтобы я работал, но не говоришь мне всей правды.

— Зачем тебе эта правда? Но я хочу, Том, чтобы на будущее ты уяснил одно: до трех я считать не буду. Мы не в кегли играем. А потому не будет тебе двадцать второго китайского предупреждения. А будет — что?

— Двойные вилы с вензелями.

— Ого. Откуда такой вокабуляр?

— Кино насмотрелся.

— Мы не в кино. У нас или по-хорошему, или по закону: злоупотребление доверием, мошенничество... Ты веришь, что я разыщу человечка, который возьмется это доказать?

— С тебя станется.

— И позабочусь, чтобы приговор условным не был. — Олег помолчал, добавил:

— Я хочу, чтобы между нами была полная ясность.

— Я понял, Олег.

— По этому вопросу все.

— Олег...

— Да?

— Тебе проще меня уволить.

— Это ты решай теперь сам. Где ты найдешь работу по специальности после всего?

— Нигде, — вздохнул Том. — Но я не пойму... Ты же не филантроп, Олег.

— Нет.

— Тогда... зачем я тебе нужен?

— Боишься подставы?

— Боюсь.

— Твоя голова никому мою не заменит. — Олег усмехнулся невесело. — Да и будку не наказывают за то, что оттуда лает собака. Только без обид. Ты клерк, Том. С тебя и спроса никакого.

— Тем более — не понимаю.

— Время. Нужно работать. А где я быстро найду умного, чувствующего рынок брокера? Нигде.

— Мы будем работать?

— А ты думал, я грохнул рынок из «любви к искусству»?

— Нет, но...

— Что «но»?

— Поговаривают...

— Ну?

— Это мог быть заказ.

— Заказ?

— Да. Дескать, ты грохнул рынок, получил гонорар и — убыл с концами.

— Красиво рисуешь. Том, рынок упал до грунта. Люди потеряли миллиардов семь. «Заказ», «убыл с концами»... Под такой «заказ» концов не оставляют. Их рубят. У тебя еще есть вопросы?

— Нет.

— Работаем?

Том помрачнел, сказал тихо:

— Нет. Я ухожу.

— Ну что ж... Каждому свое.

— Просто еще пожить охота. Никита Николаевич Борзов... В случае неудачи он учинит спрос и с правых, и с виноватых, и с непричастных. Когда ты проиграешь...

— Даже «когда», а не «если»?

— Я не игрок, Медведь. Но и не клерк. Я брокер. И хорошо чувствую рынок.

— Пока, Том. Когда-нибудь станешь старшим брокером.

Том скривил губы в невеселой усмешке:

— Я и не герой, Олег. Но древние были правы: лучше быть живым псом, чем мертвым львом.

— Нет. Лучше быть живым львом.

Рабочий день закончился. Телефоны, время от времени раздраженно пиликающие, заткнулись.

Олег остался один. Наверное, когда остаешься один, и наступает полная ясность. Кто ты есть на этом свете? Зачем ты? И есть ли в происходящем хоть какой-то смысл? И даже если кажется, что смысла нет, нужно его отыскать.

Люди — существа лукавые. Одни решают, что смысла в жизни не может быть по определению, и — тешат свою лень и безволие пьянством, наркотиками, безудержным блудом. Другие — этот смысл выдумывают. Третьи — счастливчики, они так заняты, что нет у них ни желания, ни досуга размышлять о подобной ерунде. Самое удивительное, что на поверку и по истечении времени оказывается так, что именно жизнь вот этих, последних, и была полной, насыщенной, и дела их остаются и подтверждают всю, иногда и неосознанную, осмысленность их жизни.

Олег тряхнул головой. День был трудный, оттого и голова тяжелая. А вопросы перед ним все те же, что стояли перед людьми неуравновешенными век назад: «Что делать?» и «С чего начать?».

Гринев вывел на монитор картинку: курсы акций на момент закрытия биржи.