– Опять же, есть теория вероятности, – настаивала Александра. – Вы вошли в реку в одном месте, Ваня – в другом, течение в тот день оказалось сильнее… Да много что могло оказаться иначе!

– Коряги, – буркнул Гаевский.

– Что – коряги?

– Там на границе леса река делает изгиб, в этом месте не первый год собираются коряги, такая естественная плотина. Если бы Ваня утонул, его тело должно было рано или поздно вынести туда.

– Вряд ли это полноценная плотина, между корягами наверняка есть зазоры, через которые могло проплыть детское тело.

– Труп ребенка – не кусок масла, который везде проскользнет! Он бы там зацепился, там и остался… Но его нигде не было. Теперь мне нужно было понять, где же он был.

Гаевский даже в своем оптимизме тогда не был уверен, что Ваня действительно жив. Предпочитал держаться за эту версию, но не знал наверняка. Он допускал, что его внука убили случайно или намеренно, а потом попытались списать все на несчастный случай. Тело же спрятали, потому что оно таило в себе указание на настоящее преступление.

Чтобы разобраться в этом, ему нужно было выяснить, что не так с летним лагерем. Место это было далеко не элитное – но и не самое плохое. Туда отправлялись в основном не дети из неблагополучных семей, в этом плане Ваня как раз стал исключением. Большая часть отдыхающих была из семей, остающихся в основе среднего класса.

Так что и условия там были неплохие, и персонал обученный, и никаких мутных историй за время существования лагеря не случалось. Но Гаевский отказывался сдаваться, он продолжил искать дальше. Если откровенных проблем не было, оставалось сосредоточиться на любых странностях, несовпадениях, событиях, выбивающихся из общего порядка…

Таким «событием» неожиданно оказалась психолог лагеря. Она работала там на добровольных началах все лето – устроилась до смерти Вани и продолжила до конца сезона. Такая верность делу не удивила Гаевского, как раз намекнула, что действует профессионал, который не подставится, сорвавшись раньше срока.

– Так, стоп! – вмешалась Александра. – Как вы вообще поняли, что на психолога нужно смотреть внимательней?

Ей Мария Савельева тоже сразу не понравилась – так ведь она встретилась с психологом лицом к лицу! Гаевскому это было недоступно, он в основном кружил вокруг лагеря, на территорию не совался, права не имел.

И все равно бывший военный оказался на удивление наблюдательным. Сначала его внимание привлекла роскошная машина, стоявшая на парковке для персонала.

– Эта тачка стоила больше, чем целый корпус лагеря, – указал Гаевский. – Те, у кого такие бабки есть, ребенка своего в дешевый лагерь не отправят и работать там не будут.

Он стал наблюдать за машиной и однажды увидел Марию – ухоженную, роскошно одетую, безупречную. Он стал выяснять, кто она такая – общался с родителями других отдыхающих, жалевшими его, подкупал сотрудников лагеря.

Выяснилось, что присутствие Савельевой для многих стало сюрпризом, но приятным. И руководству лагеря, и родителям отдыхающих льстило, что работать с детьми будет профессионал такого уровня, человек, нанять которого не получилось бы. Они не знали наверняка, для чего это понадобилось Савельевой, но чаще всего полагали, что у богатых свои причуды, это такой каприз дамочки, ищущей разнообразия. Или ей захотелось сделать доброе дело. Или за такое полагаются налоговые льготы. Или еще что-нибудь. О Савельевой порой болтали, но никого она по-настоящему не беспокоила. Да и с чего бы? Она точно не была угрозой.

Единственным, кто усомнился в этом, стал Вячеслав Гаевский.

– Почему? – удивился Ян. – Разве она общалась с Ваней?

– Он к ней ни разу не обращался.

– Тогда откуда подозрения?

– До того, как она там появилась, дети в этом лагере не тонули.

Теперь уже Гаевский следил не за лагерем – он следил за Савельевой. Смена цели оказалась своевременной: лето закончилось, лагерь закрылся. Но Вячеслав даже не думал об этом, он чувствовал, что напал на след.

Савельева вела себя странно. Она не сидела в кабинете, принимая клиентов, она постоянно разъезжала по городу. Гаевскому не всегда удавалось отследить ее маршрут, но куда чаще ее роскошную машину можно было заметить возле отелей, бизнес-центров и даже складов на окраине города, а не возле школ или обычных жилых домов.

Гаевский подобрался поближе, он начал подслушивать. Он заметил, что в телефонных разговорах Мария чаще всего упоминала каких-то Поздеева и Павлова. Поздееву полагалось помогать, а Павлову – «разбираться». И произносилось это так, что несложно было догадаться: Павлова привлекают только в крайних случаях, когда по-настоящему разбираться не нужно, все и так ясно. Причем этими двумя Мария распоряжалась свободно, намекая, что они ей должны и никуда уже не денутся.

Естественно, мимо такой наводки Гаевский пройти не смог, он стал разбираться, что за люди такие.

– И как, разобрались? – уточнила Александра.

– Павлова не нашел. С Поздеевым любопытно оказалось… Чинуша это. Крупный. Где-то моего возраста, и дочка у него взрослая, а внучка – совсем малое дитё. Вот и кому из них нужен был детский психолог? Но за что-то ж он задолжал Савельевой!

– Это ваш домысел, – заметил Ян.

– А вот и ни хрена. Она всегда оставалась уверенной, кто-то ее явно прикрывал… Это мог быть Поздеев!

– Прикрывал в чем? Вы выяснили, чем она занималась?

– Нет… Но рядом с ней все время были дети! Приходили к ней, и она ездила туда, где дети собирались… Бедные, как мой Ванька! Она бедными больше интересовалась, чем богатыми. При этом большую часть времени не работала, но явно не бедствовала. И Ванька исчез. Как я должен был объяснить это? Как относиться?

Гаевский по-прежнему ничего не понимал, но это еще больше раздражало его. Чувство, что он подводит внука, крепло. Он не видел среди детей, мелькавших рядом с Савельевой, никого похожего на Ваню. Это подталкивало Гаевского к версии о том, что его внука все-таки убили каким-то чудовищным способом, на потеху тем людям, которые прикрывали Марию…

Ему требовалось терпение, но терпения не было. Гаевский держался из последних сил, а потом к нему явились сын и невестка, попытавшиеся угомонить его привычным способом – с помощью алкоголя. Он действительно напился тогда, но спокойнее от этого не стал. Жажда действия вышла из-под контроля, и Гаевский решил, что должен запугать Марию, добиться от нее признания.

Он не просто разбил ее автомобиль. Он выкрикивал все, что узнал о ней, выкрикивал фамилии, которые ему не следовало называть. Именно эти слова мистическим образом стерлись из уголовного дела… А может, и не