«Опель» уверенно свернул направо, к международному терминалу, в отличие от подрабатывающих извозом кавказских и среднеазиатских гостей северной столицы дяденька твердо знал, что рейсы из-за границы обслуживаются в Пулково-II, расположенном чуть ближе к городу.

– Посадка по расписанию в половине четвертого, – сказал Серега. – Через двадцать минут. Пока таможня, пока багаж… Час не меньше. Дождетесь?

– Дождусь, – пожилой взял с заднего сиденья пухлую «Комсомольскую правду» и уткнулся в газету.

Погода стояла отвратительная – низкие серые облака, ледяной ветер. Начало смеркаться, темнеет в конце ноября очень рано. На вышках вокруг летного поля засияла система подсветки.

Меры безопасности в аэропорту серьезные, при входе обязательный металлоискатель. Пришлось выгрести из карманов всю мелочь, выложить ключи и сотовые. Все равно звенит – оказалось, пряжка ремня.

Народу в терминале немного, в середине дня прилетает всего два или три самолета. Серега обосновался в кафе, подивился на безумные цены и скромно взял бокал разливной «Балтики». Сразу подумалось: не очень-то вежливо встречать с пивным выхлопом заграничного гостя, магната и самого настоящего барона. Ерунда, пусть осваивается с российскими реалиями, тут вам не гламурная Европа!

Рейс не опоздал – белый «Эрбас-320» с надписью «Россия» на фюзеляже, сверкая ярчайшими посадочными прожекторами, вынырнул из мутной облачной пелены, зашел на полосу с запада и аккуратно приземлился; минуту спустя объявили о прибытии мюнхенского рейса.

Встречающих было много, человек тридцать выстроились неровным полукругом у выхода с таможни, Серега пристроился ближе к ограждениям – опасался, что самонадеянность визитера из Германии неоправданна, в конце концов они никогда раньше не виделись. Вытащил из кармана коммуникатор, но ай-фон молчал.

Начали выходить пассажиры: немецкое турье, в основном пожилые люди, десяток профессионально насупленных граждан делового обличья – плащи, галстуки, сумки для ноутбуков, – студенты в ярких курточках, двое военных с эмблемами Бундесвера (этим-то в Питере что понадобилось? Ах да, программа обмена в Военно-медицинской, то-то у них кадуцей на рукавах).

– Господин Буркин? Сергей Буркин? Здравствуйте. Моя фамилия Гончаров, имя-отчество – Владимир Платонович. Очень рад познакомиться.

К Сереге уверенно подошел высокий импозантный джентльмен – назвать этого человека иначе язык не поворачивался. По виду лет шестьдесят или немногим больше, держится уверенно, спина прямая, взгляд доброжелательный. Хорошо и дорого одет, модное бежевое пальто расстегнуто, темный костюм, малиновый галстук-бабочка, сияющие ботинки. В левой руке зонтик-трость, в правой небольшой кейс.

По-русски Владимир Платонович говорил с легким акцентом, будто прибалт советских времен – надо думать, эмигрант во втором или третьем поколении. Ну не выглядел он гражданином Российской Федерации – даже вконец обуржуившаяся в своем любимом Лондоне Алёна не производила настолько «иностранного» впечатления. Волосы у господина Гончарова были седые и длинные, до плеч – сзади схвачены в хвостик металлической заколкой в виде дракончика. Ровная окладистая бородка и усы тоже седые. Глаза синие, сетка веселых морщинок по уголкам. Отдаленно похож на писателя Джеральда Даррелла, только ростом выше.

И, разумеется, никакой это не барон Альберт фон Фальц-Фейн. Абсолютно другое лицо, кроме того, возраст не подходит.

– Как вы меня узнали? – невежливо спросил Серега, от неожиданности забывший поздороваться. – Вы… Э-э… Вы представляете фирму RGT?

– Это не совсем фирма, молодой человек. Давайте отложим объяснения до дома? Вы на машине или возьмем такси?

– Машина ждет. А багаж?

– Багаж чересчур громоздкий, его доставит курьерская служба аэропорта.

– Куда доставит? – не понял Серега.

– Послушайте, – вздохнул Гончаров, – я понимаю, что вы несколько растеряны и плохо понимаете смысл происходящего. Во вчерашнем письме указаны основные данные, как вы выразились, «объекта». Следовательно адрес – Мойка пятьдесят шесть, дробь семнадцать.

– Хорошо, – кивнул Серега, – но как…

– У вас есть страничка на сайте «В Контакте», – Гончаров предупредил терзавший Серегу вопрос. – Там выложены фотографии. Откуда мы вообще про вас узнали? Не сочтите это вмешательством в частную жизнь, но близкое окружение каждого из аргусов должно находиться под ненавязчивой опекой. Вы являетесь одним из ближайших друзей Вячеслава, правильно?

– Да.

– Он посвятил вас в секрет Двери, это естественно – аргусы всегда обзаводятся одним или несколькими помощниками, желают они того или нет… Поедемте домой, я хотел бы выпить кофе и узнать, что конкретно произошло. И бога ради, не надо относиться ко мне как к представителю некоей таинственной и опасной организации. Помните «Мастера и Маргариту» Булгакова? Так вот: считайте, что я, подобно господину Коровьеву, лицо совершенно неофициальное. Частное. И я могу вам помочь разобраться в возникших проблемах.

– Кто такие аргусы? – не выдержал Серега.

– Давайте потом, не будем задерживаться.

«Опель» никуда не пропал, да и не мог – Серега отдал водителю лишь треть оговоренной суммы. Владимир Платонович уселся на переднее сиденье, без напоминаний пристегнулся, и сразу завел благодушный разговор: погода в Мюнхене значительно лучше, солнце, Петербург мало изменился с времен прошлого визита (если верить словам Гончарова, последний раз он появлялся в городе четыре года назад); водитель немедленно подключился к беседе и начал интересоваться жизнью в Германии. Иностранец подробно отвечал.

Обратно доехали значительно быстрее, меньше чем за полчаса. Высадились напротив арки во двор, Владимир Платонович безошибочно направился ко второй парадной.

– Вы, должно быть, Наталья Андреевна? – Гончаров слегка поклонился, увидев в дверях Серегину благоверную. – Добрый день.

– Можно просто Наталья. Да вы проходите…

Выбрался из своей берлоги насупленный и недовольный Трюггви. Принялся рассматривать новоприбывшего. В старых спортивных штанах и футболке Славика выглядел он комично – эта домашняя одежда подходила здоровенному высокому даниру, как корове седло. Серега машинально отметил: пораненная рука наново перевязана, Наталья постаралась.

И тут произошло то, чего стоило ожидать в последнюю очередь. Господин Гончаров поставил в угол зонтик, передал кейс Сереге, снял пальто и, повернувшись к Трюггви, запросто произнес:

– Хейлс.

– Сигис хейлс… – выдержав паузу, сказал дан. Насторожился.

Затем Владимир Платонович легко и свободно заговорил на понятном Трюггви языке. Будто на родном, без единой запинки. Задал несколько вопросов, получил односложные ответы – дан вначале не поверил, что этот человек способен общаться с ним на равных. Произношение у Гончарова слегка отличалось, согласные он выговаривал тверже и отчетливее, гласные, наоборот, растягивал. Но Трюггви понимал – все, до последнего слова.