– Ещё, – жаркий язык лизнул ямочку внизу шеи, – один, – поцелуй в подбородок, невесомое касание губами, – раз.

– Ар… се… – проклятье, с каких пор я вдруг стала такой слабовольной? И почему чьи-то губы так влияют на моё мышление, почему мои собственные шевелятся, словно сами по себе, подчиняясь чужой воле? Подстраиваясь под незнакомый ритм, отдавая, забирая и требуя ещё…

– Оля… – Северов без труда приподнял меня над землёй и, прижав к ближайшему дереву, вернулся с поцелуями. И все его действия воспринимались мною на ура, одобрялись и…

Где-то недалеко раздался странный звук, совершенно неуместный в своей неожиданности, словно кто-то с размаху хлопнул дверью, и это заставило нас оторваться друг от друга. Я тяжело дышала, не понимая толком, как позволила случиться тому, что случилось, и Северов, казалось, тоже пребывал в смятённых чувствах. Наконец, он медленно моргнул и растерянно произнёс:

– Что это было?

Я порадовалась окружающей темноте и тому, что парень не может видеть цвета моих щёк. А в следующее мгновение вознесла благодарственные мольбы небу за то, что невидимые силы не позволили мне открыть возмущённого рта. Потому что, как выяснилось, Север говорил о странном звуке, а не о том, что только что произошло.

– Ты это слышала?

Я кивнула.

И тут это случилось снова. Раз. Второй. И третий. Короткой очередью в ночное небо улетели сразу несколько захлопнувшихся дверей.

– Кажется, это в лагере… – почему-то прошептала я.

– Не кажется, – ответил парень, быстро расстегивая свою куртку. – Чтоб меня разорвало, не кажется!

Он сорвал с шеи маленький медальон – квадратную монету с дыркой посредине, в которую был вдет чёрный кожаный шнурок – и самолично надел кулон на меня.

– Это маяк, – сбивчиво произнёс, поправляя свою одежду. – Хорошенько спрячь и не говори о нём никому, ладно?

– Ладно. А что ты…

– Если вдруг что-то случится, я тебя найду. Слышишь?

– Не глухая, – раздражённо бросила я, дрожащими пальцами запихивая под пончо амулет и прислушиваясь к участившимся со стороны лагеря неуместным звукам, которые пугали своей частотой.

– Оля, могу я тебя попросить? – Северов вдруг схватил меня за руки и заглянул в лицо.

– Ну?

– Пожалуйста, никуда не лезь. Постарайся просто остаться невредимой.

Словно об этом меня надо было просить. Словно мои цели в этом отношении могут расходиться с его планами на меня, какими бы они ни были.

– Оружия у тебя, конечно, никакого нет?..

Это даже не было полноценным вопросом.

Я грустно хмыкнула и показала ему маленькую ракетницу. Ещё на кордоне, когда я вдруг оказалась лицом к лицу с войной, вытаскивая тела из-под завалов, поняла, что вряд ли смогу когда-нибудь выстрелить в живого человека. Одно дело – слышать об этом или видеть в кино. Совсем другое – иметь с этим дело в реальности.

– Просто будь осторожна.

Возвращаясь на поляну, где обосновался наш лагерь, мы даже не особо таились. Какой смысл тратить своё время на излишнюю предосторожность, когда пневматические выстрелы уже слились в нескончаемый пугающий своей слаженной музыкальностью ручей.

Я до последнего была настроена на воинственный лад, не забывая о словах Севера и думая, в первую очередь, о себе. Я планировала выйти из этого сражения живой и невредимой, но лимит везения, видимо, был мною уже исчерпан в этот вечер. Свой удар по голове я получила ещё до того, как мы успели выяснить, кто на нас напал и что происходит в лагере. Я ещё успела заметить спину Севера, который не услышал моего сдавленного вскрика, а потом потеряла сознание, думая о том, что сотрясение мозга мне обеспечено.

Впрочем, полного расставания с реальностью не произошло, окружающая действительность воспринималась мною как сквозь плотный слой ваты… Нет, скорее, словно я нырнула в ванной, пытаясь спрятаться от вечно говорящей Тени хотя бы на секунду, но даже сквозь толщу воды до меня доносилось её пение и бормотание.

Только на этот раз это не было ласковым Тоськиным лепетом. Это были крики, выстрелы и стоны. И голоса, спорящие о чём-то на неизвестном мне языке. И отборная ругань Севера, а сразу за этим спокойный голос Соратника:

– Не кипятись, я присмотрю.

Потом, кажется, меня куда-то довольно бесцеремонно тащили. И кто-то, вроде бы, пнул меня больно по рёбрам. И снова ругательство. И кажется, моё. А потом дрожание пола под щекой, которое сообщило мне о том, что мы видимо на мобильной платформе. Осталось только понять, кому она принадлежит.

В какой-то момент моего затылка коснулось что-то омерзительно мокрое и холодное, и я распахнула глаза, чтобы уставиться на чьи-то ботинки, находящиеся в опасной близости от моего лица.

– Очнулась? – голос Соратника доносился из-за моей спины. Я, постанывая, приподнялась на локтях и оглянулась.

Это был какой-то странный фоб, с непрозрачными стенами, без окон и кресел. Кроме меня и Соратника тут же обнаружились двое из одиночек и Птица. Она не подавала признаков жизни. Я понадеялась, что девчонка всё-таки жива, и посмотрела на Соратника.

– Товарищ, я очень и очень напугана, – призналась я негромко, с ужасом рассматривая жуткий кровоподтёк на лице одиночки с какой-то булочной кличкой, которую я никак не могла вспомнить. – Что происходит?

– Голова не кружится? – спросил мальчишка, отбрасывая в сторону мокрую тряпку. – Пить хочешь?

– Я хочу, чтобы ты объяснил, где мы и что случилось.

Ответ был произнесён спокойным, я бы даже сказала, равнодушным голосом, что совсем не вязалось с содержанием предложения.

– Мы у диких. Прямо сейчас нас везут в Посёлок.

– У диких? – я окинула странный фоб безумным взглядом. – Как же так? Вы же говорили, что дикие не воюют с детьми…

Не то чтобы я считала себя ребёнком, но до моего совершеннолетия ещё оставалось несколько лет.

– Не воюют, – Соратник почесал переносицу. – Поэтому никто и не погиб. Если ты не заметила, они использовали исключительно травматику.

– Но зачем?

– Видимо, так надо… На вот, – он внезапно извлёк из кармана жёлтый леденец и протянул мне. – После удара по голове может тошнить. А леденцы, говорят, помогают…

Мальчишка вручил мне конфету, после чего принялся раздражённо грызть ноготь. Я, чтобы чем-то себя занять, запихнула леденец за щёку, подобрала мокрую тряпку и склонилась над Птицей, надеясь привести её в чувство.

– Оставь, – буркнул второй небулочный одиночка.

И, по-моему, это было впервые, когда парень при мне заговорил.

– Почему? – я удивлённо замерла над девушкой.

– Потому что, – буркнул Соратник. – Оставь её, Ёлка. И вообще когда прилетим не делай резких движений. Это, между прочим, всех касается. У нас с дикими договор, так что я всё утрясу. В самом крайнем случае…