Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да и я сделала столько всего, чтобы вытеснить тебя из своей души. Этот опыт, эту память уже никуда не деть. Больше нет той девушки, которую знал Глава Ори.
А есть ли еще прежний ты?”
– Эй, чужачка!
Аори обернулась на голос Дафы едва ли не с радостью. Ящер арашни топал рядом, покачивая корзинами на боках, и наездница недовольно поджимала губы, ничуть не радуясь общению.
– Тоо беспокоится о твоих болях, – процедила она, зная, что Шуким может услышать. – Но у меня только одно готовое зелье.
Без предупреждения Дафа высоко швырнула крохотную бутылочку – так, чтобы та пролетела над головой Аори. К разочарованию арашни, чужачка привстала и ухитрилась выловить пузырек из воздуха. Небольшим утешением стало разве что выражение лица, когда она рухнула обратно в седло.
– Огромное спасибо и тебе, и тоо, – Аори зубами выдрала пробку, выплюнула ее и в два глотка осушила бутылочку. – Лови.
Пузырек отправился в обратное путешествие, едва не угодив арашни в лоб. Но и Дафу не в пещере делали.
– Оставь себе, – язвительно ответила она, увернувшись.
Как бы не относилась к чужачке погонщица, она не могла и подумать о том, чтобы обмануть тоо. Вяжущее язык снадобье быстро подействовало, уняв боль в одеревеневших ногах. Так что, когда караван остановился на дневной привал, Аори расплела узел на запястье, спрыгнула с седла и завертела головой, пытаясь понять, что делать дальше.
Дафа не дала ей долго прохлаждаться, тут же пристроив к делу.
Ночной переход, короткий сон, утренний переход, сон подлиннее. Черный казан, покрытый жиром изнутри и снаружи, песок, которым его надо чистить и который раздирает в кровь распухшие ладони. Дни в сердце пустыни не отличались один от другого, разве что короткие песчаные бури иногда вынуждали остановиться и переждать ненастье. Ни одна не была такой длинной, как в ночь, когда Аори встретила караван Шукима, и ни одна не могла сбить их с пути.
Тоо, казалось, избегал общения с кем бы то ни было. Он замкнулся в себе, отдавал только самые необходимые приказы. Перед каждым переходом и после него он доставал из свертка статуэтку и тщательно протирал мягкой тканью каждый ее изгиб, каждую складку одеяния.
Переходы вытягивали силы настолько, что Аори не слишком-то интересовалась, что происходит вокруг. И, в отличие от Дафы, не замечала задумчивого взгляда, которым изредка провожал ее тоо. Впрочем, он и не хотел, чтоб чужачка заметила.
Утром шестого дня Шуким подошел к Аори, сражавшейся с ослабшим седельным ремнем. Окинув взглядом ящера, он отобрал сбрую и затянул одним сильным рывком.
– К вечеру мы будем в Ше-Бара, – негромко сказал тоо, и в груди Аори екнуло.
Уже…
– Хорошо, – отозвалась она как можно безразличнее.
– И я должен узнать, что было прежде, чем ты встретила мой караван. Узнать то, что я расскажу страже или что утаю, сочинив иную историю.
– Ты и так все знаешь. Да, я сбежала от Нераима. И у меня была одна лишь надежда, что Харру не оставит того, кто идет по Священному пути.
– Но как ты оказалась в наших краях? Твои сородичи ненавидят пустыню, а Нераим не ходил в горы.
Она невольно дотронулась до рубца на животе, ощутимого даже под плотной тканью фарки. Грязевой пластырь куском отвалился еще вчера, оставив под собой нежную розовую кожу, что тоже тянуло на небольшое чудо.
Что ж, тоо, ты хочешь ответов. Ты хочешь историю… Пусть так и будет.
– Однажды дорогой мне человек позвал на помощь. Я не знала, что делать. По-хорошему, я должна была рассказать тем, кто умнее и сильнее, и кто мог убить ее за предательство. Но не решилась. И пришла слишком поздно, и ничего не смогла изменить.
– Все мы не успевали однажды.
– Да. Но раньше я соврала. Пошутила… Сказала какую-то ерунду, но она приняла ее за золотую книру. И эта песчинка стала той, с которой началась буря.
Она опустила глаза, не в силах выдержать его пронзительного взгляда.
– В ее жизни была цель. И я пообещала, что дойду туда, куда не успела дойти она, и спасу то, то было ей дорого. Но я не догадывалась, насколько это будет сложно.
– И куда же ты должна дойти, Аори?
Она прикусила губу. Вот и рассказала…
– Ты уже платишь Харру за ложь. Не совершай той же ошибки.
– В Ше-Бара.
Шуким кивнул и похлопал ящера по щеке, отряхивая забившийся между чешуек песок.
– Я верю тебе. Ты пройдешь Стальные врата, как одна из нас. Как ши моего каравана – та, кому мы обязаны.
Аори тихонько вздохнула, понимая, что раз уж тоо начал задавать вопросы, то невнятным ответом надолго не удовлетворится.
Гордая и прямая, как корабельная сосна, мимо прогарцевала Дафа. Ее зверюга высоко вскидывала шишковатые колени, но каким-то неведомым образом практически не шевелила туловищем, позволяя арашни осматривать стоянку. И, когда она наткнулась взглядом на чужачку, прищур темных глаз из внимательного стал откровенно презрительным.
Аори широко и радостно ощерилась в ответ.
– Мне кажется, однажды Дафа все-таки подсунет мне яд, – пробормотала она, когда арашни уже не могла услышать.
– Откуда была твоя подруга?
– Из Таэлита.
Хорошо, что тоо спросил именно так. В кои-то веки не пришлось выкручиваться, чтоб и не соврать, и не сказать всей правды.
Кем была Люс? Чего именно хотела? Как встретились? На эти вопросы Аори не хотелось бы отвечать.
– Садись, – Шуким протянул ей повод. – Накинь капюшон, когда увидишь Ше-Бара, опусти голову и молчи.
– А если меня спросят?
Аори обернулась на полный отчаяния вопль за спиной.
– Кто, кроме чужаков, задает вопросы рукам, а не голове каравана?
Он снова потрепал ящера по морде и, скорчив злобную гримасу, умчался ругать нерадивого подчиненного, не закрепившего толком тюк и теперь лихорадочно собирающего рассыпавшиеся по дороге товары.
На закате путь арахам преградила буря, и тоо бесстрашно направил караван в самое ее сердце. Погонщики прижимались к спинам ящеров, бредущих сквозь непрестанную круговерть, и молились беззвучно Харру, чтобы ни один не отстал и ни один не утратил чутья.
Караван пересек непогоду так, как раньше пересекал долины, ущелья и пологие дюны, и вышел с другой ее стороны. Услышав предупреждающий крик тоо, Аори накинула капюшон, да так и застыла, вцепившись пальцами в его край.
Город возник перед ними, окруженный как бурей, так и белоснежной стеной, сияющей, будто корона на челе