Разумеется, он не располагал никакими доказательствами того, что работает на Советы. Они поступили очень умно, наняв его, одиночку, не связанного ни с одной организацией. Винс, однако, получал от них задания так же часто, как от мафии, и, сопоставляя различные факты, все-таки был склонен думать: это Советы. Время от времени ему приходилось общаться по телефону с другими заказчиками, помимо тех трех, в Лос-Анджелесе, их голоса ему были знакомы, и все они говорили с акцентом, возможно, русским. Кроме того, люди, которых он устранял по их заданиям, были связаны с политикой или — как в случае с Банодайном — с обороной. Важно и то, что предоставляемая ими информация об «объектах» была неизменно более подробной, точной и содержательной по сравнению с той, которую он получал от уголовных структур.

Кто, кроме США и Советов, захочет заплатить за такие деликатные сведения оборонного характера? Какой-нибудь диктатор из «третьего мира», стремящийся противопоставить что-то ядерным сверхдержавам? Проект «Франциск» может дать какому-нибудь карманному Гитлеру такой шанс и поднять его на вершины мировой власти. И, конечно, он щедро вознаградит за такую возможность. Но кто захочет рисковать, связываясь с типами вроде Каддафи? Только не Винс.

Кроме того, он, Винс, обладает сведениями только о факте проведения исследований в Банодайне, но ничего не знает о научной и практической стороне дела. Так что, оказывается, он может предложить потенциальному покупателю гораздо менее ценный товар, чем думал вначале.

Со вчерашнего дня, однако, в мозгу у Винса засела одна идея. И сейчас, когда он раздумывал о потенциальном покупателе перехваченных им секретов, эта идея не давала ему покоя.

Собака.

Очутившись опять у себя дома, Винс сел у окна в спальне и стал смотреть на океан. Уже наступила темнота, и океана не было видно, а он все сидел и думал о собаке.

Хадстон и Хейнс рассказали ему столько об этом ретривере, что Винс понял: несмотря на всю свою ценность и сенсационность, информация о проекте «Франциск» не стоила и одной тысячной доли цены этого пса. Ретривера можно использовать с выгодой, и для этого найдется много способов: эта собака представляет собой хвостатую машину для делания денег. В любом случае ее можно продать либо правительству Соединенных Штатов, либо русским за огромные деньги. Если Винс найдет этого пса, он сможет обеспечить себе финансовую независимость.

Но где его искать?

Наверняка гигантская операция по его поимке уже — незаметно или секретно — ведется по всей Южной Калифорнии. Министерство обороны, видимо, выделило огромное количество людей для ее осуществления, и если Винс наткнется на них, они пожелают знать, кто он такой. А Винс не хочет стать объектом внимания с их стороны.

Далее. Если он проведет собственный поиск в предгорьях Санта-Аны, где почти наверняка скрываются беглецы из лаборатории, он может найти не того, кого ищет. Вместо золотого ретривера наткнется на Аутсайдера. А это опасно. Смертельно опасно.

За окном покрытое тучами ночное небо и океан соединились во мраке, черном, как оборотная сторона Луны.

В четверг, через день после того, как Эйнштейн загнал Арта Стрека в угол кухни в доме Норы Девон, тот был обвинён во взломе и проникновении в чужое жилище, нападении, применении физической силы и попытке изнасилования. Поскольку в прошлом Стрек уже был судим за изнасилование и пробыл в заключении два года из трехлетнего срока, он не мог оставаться на свободе, так как назначенная полицией сумма денежного залога была слишком высока для него. А поскольку у него не было поручителя, который доверял бы ему, Стрек должен был находиться под арестом до дня суда. Нора испытала огромное облегчение от этого известия.

В пятницу они с Тревисом отправились обедать.

Приняв его приглашение, Нора удивилась собственному поступку. Надо было признать: Тревис был искренне возмущен тем, чего ей пришлось натерпеться от Стрека, и именно Тревису она была обязана сохранением своего достоинства и чести, а возможно, жизни. Однако годы параноидального воздействия тети Виолетты невозможно было перечеркнуть за несколько дней, поэтому некоторая подозрительность и страх еще присутствовали в поведении Норы. Если бы Тревис вдруг стал навязывать ей свое общество, она пришла бы в состояние жуткого смущения и отчаяния, но приняла бы как должное. Воспитанная с раннего детства на аксиоме: от других людей надо ожидать только плохого, Нора могла удивиться лишь проявлению доброты и сочувствия.

И тем не менее она согласилась пообедать с Тревисом.

В первые минуты Нора не знала, почему это сделала.

Ответ, однако, напрашивался сам собой: из-за собаки. Ей хотелось быть рядом с Эйнштейном, потому что он давал ей ощущение безопасности и еще потому, что никто не одаривал ее так щедро своей любовью, пусть даже собака. Кроме того, в глубине души Нора знала: Тревису Корнеллу можно полностью доверять, ведь ему доверял Эйнштейн, а собаку не так просто обмануть.

Обедали они в открытом кафе, устроенном в мощенном кирпичом дворике, где покрытые скатертями столики стояли под полосатыми бело-голубыми зонтиками и где им позволили привязать пса к железной ножке столика. Эйнштейн вел себя примерно и большую часть времени спокойно лежал на полу. Иногда он поднимал голову и смотрел на них своими умными глазами. Они угощали его, но специально еду ретривер не выпрашивал.

Нора плохо разбиралась в собаках, но ей казалось: пес очень умен и любопытен. Он часто менял позу, чтобы лучше разглядеть других посетителей, которые, по-видимому, вызывали у него интерес.

Нору привлекало буквально все. Она впервые обедала в общественном месте и хотя во многих книгах читала о том, как люди обедают в ресторанах, ее удивляли и восхищали мельчайшие детали. Роза в молочно-белой вазе. Спички, на этикетке которых было напечатано название заведения. Масло, свернутое в бутоны и поданное в вазочке с колотым льдом. Ломтик лимона в ледяной воде. Особенно ее поразила охлажденная вилка для салата.

— Посмотри вот на это, — сказала Нора Тревису после того, как официант принес им закуски.

Он, нахмурившись, взглянул на ее тарелку.

— Что-нибудь не так?

— Нет-нет… Видишь эти овощи?

— Маленькие морковки и кабачки.

— Где они берут такие крошечные овощи? А посмотри, как красиво разрезан помидор. Все так красиво. Как они успевают все так красиво приготовить?

Нора знала: то, чем она восхищается, для него — привычное дело; ее удивление говорит о неопытности и невежественности и делает ее похожей на ребенка… Нора часто краснела, иногда заикалась от стеснения, но тем не менее без удержу восторгалась всеми увиденными чудесами. Тревис почти беспрерывно улыбался ей, но не снисходительно — Боже упаси, нет — ему на самом деле нравились ее восторги по поводу открытий, которые она для себя делала.

К тому времени, как они покончили с кофе и десертом — тартинка с киви для нее и клубника со сливками для Тревиса, а также шоколадный эклер, доставшийся целиком Эйнштейну, — Нора углубилась в самую длинную в своей жизни беседу. Они провели в разговорах два с половиной часа, не впадая в неловкое молчание, обсуждая в основном книги; учитывая отшельническую жизнь Норы, любовь к чтению была единственным общим для них предметом. И еще одиночество. Тревис проявлял искренний интерес к ее мнению о писателях, со своей стороны, высказывая интересные и смелые мысли о прочитанных книгах, которые до этого не приходили ей в голову. За весь предыдущий год Нора не смеялась столько, сколько в этот день. Напряжение, однако, оказалось так велико, что время от времени у нее начинала кружиться голова, а когда они наконец покинули кафе, она уже не могла вспомнить, о чем именно они говорили, — в голове у нее все перемешалось. Нора испытывала психическую перегрузку, которую мог бы испытать дикарь, если бы его вдруг высадили посередине Нью-Йорка, и ей нужно было время, чтобы успеть все это переварить.