Нужно добавить, что решение делать не кесарево сечение, а плодоразрушающую операцию, вероятно, спасло Александре жизнь. В то время после кесарева большинство рожениц умирало из-за послеоперационных осложнений.

Тем не менее Александре очень хотелось иметь детей, хотя врачи и не рекомендовали ей этого. «Как я люблю чувствовать, как движется маленькое существо, — писала она, — если что-то острое, говоришь себе, ножка или ручка, если круглое — головка».

Во второй раз забеременела в 1834 году. По этому поводу Пушкин пишет жене: «Отвечаю на твои запросы: Смирнова не бывает у Карамзиных, ей не встащить брюха на такую лестницу…», позже: «Смирнова на сносях. Брюхо ее ужасно; не знаю, как она разрешится…»

В дневнике же записывает: «Петербург полон вестями и толками об минувшем торжестве. Разговоры несносны. Слышишь везде одно и то же. Одна Смирнова по-прежнему мила и холодна к окружающей суете. Дай Бог ей счастливо родить, а страшно за нее».

Однако на этот раз все обошлось, хотя роды и сопровождались, по свидетельству Александры, «ужасающим кровотечением». Она благополучно родила двух дочерей Александру и Ольгу и отправилась в Баден-Баден на воды поправлять здоровье. Там она пережила, по ее словам, «роман всей своей жизни» — влюбилась в генерал-губернатора Молдавии и Валахии Николая Киселева, бывшего сослуживца мужа. «Все долгие семь месяцев я его страстно любила, — пишет Александра. — Он меня боготворил. К моему несчастью, я открыла эту тайну лишь за три дня до его отъезда». Муж вечерами играл в рулетку, а она рассказывала Киселеву о своей жизни, о замужестве и отвращении к интимным отношениям с мужем, о радостях беременности и тяготах родов, о своих детях. В то время она снова была беременна и родила несколько месяцев спустя дочь Софью.

В 1837 году она похоронила трехлетнюю Александру, позже родила дочь Надежду и долгожданного сына Михаила.

В 1838 году, на время возвратившись в Петербург, Александра познакомилась с М. Ю. Лермонтовым. Литературоведы считают, что он описал свои впечатления в неоконченной повести «Лугин»: «…Она была среднего роста, стройна, медленна и ленива в своих движениях; черные, длинные, чудесные волосы оттеняли ее молодое и правильное, но бледное лицо, и на этом лице сияла печать мысли. Лугин… часто бывал у Минской. Ее красота, редкий ум, оригинальный взгляд на вещи должны были произвести впечатление на человека с умом и воображением…»

Позже в Риме Александра сдружилась с художником Александром Ивановичем Ивановым и с Николаем Васильевичем Гоголем. Много лет Смирнова с Гоголем вели переписку. Он посвятил ей свои статьи в сборнике «Выбранные места из переписки с друзьями»: «Женщина в свете», «О помощи бедным», «Что такое губернаторша» — к этому времени муж Александры стал калужским губернатором.

Умерла Александра Осиповна в 1882 году в Париже, согласно завещанию, похоронена в Москве.

Что первым приходит в голову, когда мы говорим о XIX веке. Какой образ? Золотое шитье мундиров и белые платья с кринолинами? Пары, плывущие в вальсе? Светский раут или вечер в тихой усадьбе? В любом случае эта картинка, скорее всего, будет связана с жизнью дворянства. Только редкий оригинал-правдолюб припомнит в первую очередь, например, стихи Некрасова:

Меж тем дворянство составляло всего 1,5 % от населения России. Из них ⅔ семейств являлись дворянами потомственными, а ⅓ — пожалованными за личные заслуги или в соответствии с занимаемой должностью. Так, 14-й военный класс петровской «Табели о рангах» (фендрик, с 1730 г. — прапорщик) давал право на потомственное дворянство (в гражданской службе потомственное дворянство приобреталось чином 8-го класса — коллежский асессор, а чин коллежского регистратора (14-й класс) давал право на личное дворянство). Таким коллежским регистратором и личным дворянином были хвастунишка Хлестаков и станционный смотритель Самсон Вырин. А бедолага Макар Девушкин, герой романа Достоевского «Бедные люди», дослужился к 47 годам аж до 9-го ранга (титулярный советник), но выше ему никогда не подняться, потому что следующий, 8-й ранг давал право на потомственное дворянство. Титулярными советниками были и другие герои русской классики — Акакий Акакиевич Башмачкин, Мармеладов и Карамазов-старший. Последний, впрочем, был прирожденным потомственным дворянином и не гнался за чиновничьей карьерой.

По Манифесту 11 июня 1845 г. потомственное дворянство приобреталось с производством в штаб-офицерский чин (8-й класс). Александр II указом от 9 декабря 1856 года право получения потомственного дворянства ограничил получением чина полковника (6-й класс), а по гражданскому ведомству — получением чина 4-го класса (действительный статский советник).

Особ первых пяти классов следовало именовать с отчеством на — вич; лиц, занимавших должности с 6-го класса до 8-го включительно, предписывалось именовать полуотчеством (Иван Петров — т. е. сын Петра), всех же остальных — только по именам.

До 1860-х годов дворяне являлись неподатным сословием: они освобождались от подушной подати, от рекрутской службы и от телесных наказаний. За дворянами оставались привилегии при приеме на государственную службу, также их первыми продвигали по службе и назначали пенсии. Дворянство наряду с императорской фамилией и государством могло владеть землей. И только дворянство обладало следующими полезными личными правами: свободой от постоя войск в их домах; правом выезда за границу и, при получении разрешения правительства, правом поступления на службу союзных иностранных держав. Исключить из дворянского сословия можно было только за совершение таких тяжких преступлений, как государственная измена, лжесвидетельство, разбой, воровство или изготовление подложных документов; в число полезных входило также право подавать кассационные жалобы на смертный приговор или лишение дворянского состояния в Сенат и лично императору.

В число потомственных дворян входила прежде всего допетровская знать, старинные боярские роды, но также и большое число «выдвиженцев» петровского времени, получивших дворянство и земельные наделы за службу государству.

За время своего краткого правления Петр III успел принять весьма важный манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству».

Манифест, в частности, объявлял: «Все находящиеся в разных наших службах дворяне могут оную продолжать, сколь долго пожелают, и их состояние им позволит…

~~~

Кто ж, будучи уволен из нашей службы, пожелает отъехать в другие европейские государства, таким давать нашей Иностранной коллегии надлежащие паспорты беспрепятственно с таковым обязательством, что когда нужда востребует, то б находящиеся дворяне вне государства нашего явились в свое отечество, когда только о том учинено будет надлежащее обнародование, то всякий в таком случае повинен со всевозможною скоростию волю нашу исполнить под штрафом секвестра его имения.