Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во многих домах до сих пор свечи, в отличие от лампочек, считаются признаком уюта, естественности и теплоты: «В комнате так тихо и так ласково светятся свечи на елке» [см.: {520}: 26]. В наибольшей степени это свойственно семьям, в которых принято придерживаться традиции. А. Н. Розов, рассказывая о ежегодных елках в семье известного специалиста по древнерусской литературе Л. А. Дмитриева, замечает: «…только в этом доме на ней [елке] всегда были и остаются до сих пор исчезнувшие из магазинов настоящие живые свечи» [см.: {373}: 113].
Особое внимание уделялось выбору елки при ее покупке: дерево должно быть стройным, правильной формы, густым и свежим, а иглы его — упругими и живыми. Опытные покупатели знали, что если срез выделяет смолу, можно быть уверенным в том, что дерево срублено недавно. Если же у купленной елки обнаруживался какой-нибудь изъян (кривизна ствола, недостаток ветвей с того или иного бока, искривленная верхушка и т. п.), то считалось необходимым «провести работу по улучшению ее внешнего вида», чтобы скрыть этот недостаток. Дерево с дефектом стремились «исправить», обрезая нарушающие его симметрию ветки, а потом проволокой или нитками прикрепляя их в нужном месте; выпрямляли или подрезали верхушку. Устанавливали дерево таким образом, чтобы скрыть его несовершенство, сделать так, чтобы недостатки не бросались в глаза. В стихотворении О. А. Белявской 1911 года «Ёлкич» проснувшиеся засветло дети бегут в зал, где, увидев бородатого старика, колющего лучинки, спрашивают его: «Для чего тебе, Ёлкич, лучина?» — и слышат в ответ:
Чтобы прямо стояла лесина.
Вишь, все на бок, на правый она норовит,
Мы — лучины под правую ножку.
Поглядикось, теперь хорошо ли стоит?
«Чуть-чуть вправо, нет — влево немножко». [см.: {43}: 23–24]
(Ср. также: «Надо и елочек нарубить, кресты на подножки им изготовить, чтобы елочки и на полу так же, как в лесу, прямо стояли» [см.: {377}: 6].)
Бывали случаи, когда перед праздниками елки разыгрывались настоящие «драмы». Е. А. Скрябина рассказывает, что ее семья в 1905 году переехала из Нижнего Новгорода в Петербург. Родители, привыкшие к тому, что в Нижнем им приносили елку на дом знакомые торговцы, и на новом месте не спешили с покупкой елки, а когда наконец приехали на елочный базар, то там «елок нужного размера и вида не оказалось. Вернулись ни с чем». «Моему отчаянию не было границ», — пишет мемуаристка. Все попытки достать дерево оканчивались неудачей, и только на второй день Рождества, когда девочка потеряла всякую надежду получить елку, позвонил ее двоюродный брат, предложив привезти дерево, уже использованное в Офицерском собрании для солдат их полка:
Долго я помнила тот момент, когда несколько солдат внесли знаменитую елку в нашу квартиру. Много веток было сломано и дерево действительно имело плачевный вид. Братья утешали меня, что они приложат все усилия, дабы исправить нанесенный дереву урон. Я не особенно доверяла и ждала с трепетом вечера, когда соберутся все мои маленькие гости.
Когда же в назначенный день и час десятки приглашенных детей, ожидавших открытия дверей в кабинете отца, ворвались в гостиную, то все замерли от восторга, а я не поверила своим глазам — настолько чудесная картина представилась нам.
По-видимому, мать и братья приложили большие усилия, чтобы придать ободранному дереву такой исключительно красивый вид [см.: {413}: 13].
В 1999 году в журнале «Родина» была напечатана статья Ю. Хитрово «Елка на потолке»:
Скажите, вы видели елку на потолке? А вы? А вы? Нет? А вы, читатель, когда-нибудь видели елку на потолке? —
спрашивает рассказчица, заранее уверенная в отрицательном ответе на свой вопрос. Далее она подробно рассказывает о елках на потолке, которые в 1950‐х годах в тесной комнате громадной коммунальной квартиры, расположенной на шестом этаже большого дома в центре Москвы, на углу улицы Петровки и Столешникова переулка, устраивала ее мать. Елка свисала с потолка, подвешенная кверху «ногой», упираясь в потолок стволом. «Я уверена, — продолжает рассказчица, — что никто в целом мире, за исключением только всей нашей семьи да немногих соседей, иногда приводивших к нам своих друзей, чтобы показать им диковинку, никогда не видел подобного зрелища». Она утверждает, что «патент на данное изобретение» принадлежит только ее маме:
Только благодаря ей мы не только видели, — мы жили под такой елкой, под ее разливающимся мерцанием, манящим и успокаивающим, и любовались ею долгие зимние месяцы несколько лет подряд. И это она, наша мама, устраивала для нас, своих детей, такую необыкновенную, восхитительную, волшебную елку! [см.: {490}: 18–23]
Говоря об уникальности чудесной елки своего детства, рассказчица заблуждается: изображения инвертированных (перевернутых) образов мирового древа появились задолго до того, как ее мама стала устраивать елку на потолке московской коммунальной квартиры 1950‐х годов: «С неба корень тянется вниз, с земли он тянется вверх»; «Наверху корень, внизу ветви», — говорится в древнейших памятниках индийской литературы «Атхарваведе» и «Катха-упанишаде». Такие перевернутые деревья часто изображались на ритуальных предметах в разных культурных традициях. Древние германцы в дни зимнего солнцестояния также иногда подвешивали ель к потолку за корень; то же самое бывало и в эпоху зарождения обычая рождественского дерева. Елка могла свисать вниз либо корнем, либо верхушкой, что можно увидеть на некоторых немецких гравюрах XVI–XVII веков. Одно время в викторианской Англии была даже мода на перевернутые елки. Время от времени о елках на потолке (устроенных так по обычаю, вынужденно или же демонстративно) узнаешь и из документов нового времени. В 1915 году журнал «Нива» поместил фотографию с подписью «Рождество на позициях», на которой русские солдаты встречают Рождество в землянке, где с потолка свешивается еловое деревцо. К фотографии дается объяснение: «За ветхостью пола елка подвешена к потолку» [см.: {293}: 954].
Перевернутое дерево. Гравюра из книги Р. Флудда «Священная философия и христианская вера» (1626). https://digital.slub-dresden.de/werkansicht/dlf/4571/173#