Тихон сделал паузу:

— Как минимум лицензию у банка этого отзовут. Потому как в крови большой денехки те…

«Денежки» он произносил так же, как «бумажки».

— Но только ты учти, Витечка, ходу этому всему не будет, если ошибешься. А тебя — тебя грохнут. Только в нужное время нужному человеку. Чтобы он по должности в том заинтересован был. Потому как на банкире твоем большое хозяйство крутится. Много счетов обрушиться может. И не одних детских садов счета то будут. Сам понимаешь. Потому здесь под какую-нибудь избирательную кампанию действовать надо. Или под репрессивную. Лучше — под репрессивную.

Серебряков пожал плечами:

— Путин — не Сталин.

Тихон перевернулся на живот. На спине корчащимся осьминогом белел шрам.

— А жа-аль, — протянул он с удовольствием. — Пора тут кое-кого прочистить, пора… Но это неважно, Витя. Есть масса хороших людей пониже. Которые всегда спокойно засыпают, но не всегда удовлетворены, проснувшись. Ибо немало видят вокруг себя собственности, задаром розданной Чубайсом по близким рукам. Ему близким, заметь, а не этим людям.

— А они хотят и просыпаться удовлетворенными, — хмыкнул Серебряков.

— Угадываешь. И сам понимаешь, когда оппоненты друг друга пригасят, крайним окажется именно твой недруг. Тем более что он связан с замминистра финансов, которого не все достойные люди хотят видеть на его достойном посту. Тихон закряхтел, снова переворачиваясь. — Подбрось-ка парку, — велел он.

Виктор плеснул от души. По бане потянуло можжевельником. Помолчали.

— Но и в этом случае никто не должен связать тебя с той информацией, Витечка, — чуть нараспев продолжил Тихон. — Многие идут к знакомым и друзьям высокопоставленным — и на том палятся. Потому как круг знакомых просто вычисляется. Даже пытать не надо. И про зампрокурора своего забудь. Он ежели и захочет…

Виктор поморщился. Володька Майоров — человек кристальный. Когда-то, в бытность замгубернатора, вывел своего начальника с коррупцией на чистую воду. И на нары. До сих пор тот экс-губернатор, кажется, сидит. И друг Володька давний. Не сдаст. На него Серебряков весьма рассчитывал.

Но Тишка махнул рукой на возможные возражения:

— Да знаю я его. Не в том дело. Он без процессуального оформления вообще ничего сделать не сможет. А для тебя это означает только одно: через пятнадцать минут после начала оформления дела карточка твоя будет пересылаться для изучения киллеру.

Еще помолчали.

Да-а… Виктор уже начинал жалеть, что занялся поисками компромата на Владимирского. Планировал попугать в ответ, немного крови попортить… А тут вон какие дела вылезают… С бандитами знается наш Борис Семеныч. Да не с простыми — элитарными! Которые рэкетом и похищениями бо-ольших людей занимаются! Очень расстроен будет президент «Бакойла», узнав, кто в конечном итоге «наварился» на похищении его заместителя. И вряд ли станет держать свое расстройство при себе…

— Ладно, — сказал он, тоже переворачиваясь на живот. — Колись, «пес войны». Какую схему предложишь, чтобы вспучилось дело?

Тихон внимательно смотрел на него светлыми глазами.

Потом зашептал тяжело, трудно — неудобно было, но, видно, нарочно принял такую позу «казак для деликатных поручений»:

— Пойдем-ка окунемся с тобой… после парку-то — самый ништяк! Только тихо…

Виктор удивился внутренне. От кого тут-то, на своей заимке, хоронился его старый друг? От жены своей? Но привкус опасности уже начал чувствовать и сам.

Тихон бабахнул дверью так, что она едва не слетела с петель. И с веселым гиканьем — словно ни о чем они и не шептались, а бурно парились, теша себя веничками, — ухнул в темную стоячую воду пустого пруда.

Виктор прыгнул за ним. Ни возле баньки, ни вообще во дворе не было никого. Даже ничьей тени. Лишь в окне дома мелькнуло белое — Кира, жена Тихона, готовила им заказанную лосятину.

Отфыркиваясь, словно морж, казак проплыл до другого берега пруда — убедиться хотел, что ли, что и там никого нет? Затем вернулся баттерфляем — плавать он умел блестяще. И кивнул Виктору на баньку — пошли, мол.

Плеснув парку, наддав веничком, он словно забыл о продолжении разговора. Серебряков не торопил. К манерам друга он давно привык — еще в армии. Знал, что сейчас Тихон как раз обдумывает, что и как сказать.

— У тебя за границей есть концы какие в полиции? — неожиданно спросил он.

Виктор задумался. В полиции? Нет, пожалуй, если не считать штрафов, что он иногда оплачивал, когда на немецком автобане его «пеленговала» вспышка фотокамеры. Но превышение скорости — неподходящий повод, чтобы завести знакомства с полицейскими. Разве что Наталью спросить?

— Значит, нет, — констатировал Тихон. — И через журналюг действовать ни к чему. Звона, конечно, получится много… Но нам-то именно процессуальные действия нужны… Чтобы не канули бумахки в яму выгребную… В общем, так, — продолжил он еще через полминуты. — У банкира твоего под Мюнхеном бывшая жена живет. Ненавидит его люто. Но сама в драку не кинется. Даже защищать его будет. Потому как на полном от него пансионе существует. А вот если полиция у нее эти бумахки найдет… Не все, но самые преспективные…

Так и сказал: «преспективные».

— Да чтобы она еще от них отнекивалась да открещивалась… Да мужика своего защищала, хотя и известно об их трениях…

В общем, Витька, сумма с тебя будет в сорок тысяч. Причем фунтов. Причем фунтами. Заедет на них в Германию один человечек… Хороший. Ваххабит, умаровец. Ох, давно я хотел… ну ладно, замнем. Да и всего остального тебе знать не надо. Просто возьмет немецкая полиция двух паков. Прямо на квартире старушки. А среди награбленного случайно окажутся интересные русские бумахки. А уж будут за них вербовать твоего приятеля или ход им дадут в рамках борьбы с терроризмом — то нам неважно. Есть внимательные люди, проследят и за тем, и за тем…

Тихон откинулся на спину.

— Кстати, — произнес он, жмурясь. — Ты Наталье своей рассказываешь ле?

«Ле» — это было его фирменным. Вместо частицы «ли». Любил этот во многом таинственный, даже для своего прежнего близкого друга Серебрякова, человек играть простого казачка Тишку. Ох, любил!..

— В смысле? — напрягся Виктор.

— Ну, о делах своих, о бизнесе…

— Что я, идиот? Не больше, чем любому гражданскому. Разве что прочел ей лекцию про историю производства да пару баек отраслевых рассказал…

О том, что только что хотел поспрашивать у нее относительно выходов на германскую полицию, счел за лучшее не говорить.

— Вот и не расслабляйся, — посоветовал Тихон, все так же отстраненно жмурясь. — И про наши здешние темы — даже и думать забудь. Чтобы блеском глаз себя не выдать…

— Ты, Тишка, меру-то знай, — пожестчал Серебряков. — Это мои личные дела, никого не касаются!