Потом он соскочил, так же вразвалку отошел от турника и сел на свое место. Беспризорники ухмылялись и насмешливо поглядывали на пионеров.

– Здорово! – сказал Миша. – Мы так не умеем. А ну, Генка, попробуй…

– Где уж мне! – Генка махнул рукой.

– А ты попробуй, – уговаривал его Миша.

Генка стал под турником, поднял голову, вытянулся, присел, подпрыгнул и ухватился за турник. Потом, не сгибая колен, выбросил ноги вперед и начал раскачиваться.

Он раскачивался все быстрей, быстрей, быстрей – и вдруг… раз! Он сделал стойку. Два! – вторая стойка. Три! – третья стойка. Он описывал быстрые круги, и красный галстук летел вслед за ним. Потом опять раскачивание, все медленней и медленней, и Генка спрыгнул на землю.

– Подходяще, – сказал Коровин.

– Это называется «вертеть солнце», – объяснил Миша. – Этому можно научиться легко.

– Нам это ни к чему, – сказал беспризорник в кепке.

– Ничего не бывает «ни к чему», – вмешался Шурка Большой. – Все надо уметь и все надо знать, – наставительно добавил он.

– А, «кулак»! – хихикнул маленький беспризорник. – Здорово тебя кочергой огрели…

– Ну что же, – сказал Шура, – настоящий артист должен ко всему привыкать. Искусство требует жертв.

– Верно, – подтвердил беспризорник в кепке. – Лазаренко, того и гляди, шею сломает, а все прыгает.

– В цирке и вовсе под крышей кувыркаются и то не дрейфят, – подхватил беспризорник с веснушками.

Беседа завязалась. Разговором овладел Шурка Большой. Он уже собирался рассказать содержание новой кинокартины – «Комбриг Иванов», как вдруг неожиданное обстоятельство нарушило так удачно начатую беседу.

Во дворе появились Юрка-скаут и Борька. Но они не просто появились – они въехали на велосипеде. Велосипед был дамский, но настоящий, двухколесный, новый, с яркой шелковой сеткой на заднем колесе.

Юра стоя вертел педалями, а Борька сидел на седле, расставив ноги и торжествующе улыбаясь во весь свой щербатый рот.

Они объехали задний двор. Потом Борька слез с велосипеда, и Юра начал кататься один, выделывая разные фигуры.

Он ехал «без рук», становился коленями на седло, делал «ласточку», ехал на одной педали, соскакивал назад…

В это время Борька, стараясь привлечь к этому зрелищу всеобщее внимание, орал во все горло: «Вот это да!», «Вот это дает!», «А ну еще, Юрка!» – и в избытке восхищения хлопал себя руками по штанам и бросал вверх шапку.

Все смотрели на Юру. Разговор пионеров с беспризорниками оборвался.

«Это они нарочно, – думал Миша, – нарочно мешают, чтобы работу сорвать».

– Давай их сейчас отсюда наладим, – шепотом предложил ему Генка.

Но Миша отмахнулся: не затевать же здесь драку. Только дело испортишь.

Он думал, что же делать, как вдруг увидел в воротах Юриного отца, доктора Стоцкого. Юра не видел отца. Он стоял за углом корпуса и вместе с Борькой поправлял цепь на велосипеде.

– Юрка-а-а, – крикнул Миша, – иди сюда! – и подмигнул Генке, скосив глаза в сторону Юриного отца.

Юра оглянулся и с недоумением посмотрел на Мишу.

– Да иди! – крикнул снова Миша. – Чего боишься?

Юра, придерживая рукой велосипед, нерешительно подошел.

– Это какая марка? – Миша кивнул на велосипед.

– «Эйнфильд».

– Ах, «Эйнфильд»! – Миша потрогал велосипед. – Ничего машина.

Коровин и беспризорник в кепке тоже начали ощупывать велосипед.

Вдруг Генка заложил пальцы в рот и отчаянно засвистел. Стоявший в воротах доктор обернулся и, увидев Юру, подошел к ребятам. Это был красивый мужчина с холеным лицом и полными белыми руками. От него пахло не то одеколоном, не то аптекой.

Юра стоял у своего велосипеда и растерянно смотрел на отца.

– Юрий, – строго произнес доктор, – домой!

– Я вовсе… – начал было Юра.

– Домой! – ледяным голосом повторил доктор, посмотрел на беспризорников, брезгливо поморщился, круто повернулся и пошел со двора.

Придерживая рукой велосипед, Юра побрел за ним.

– Здорово разыграл! – сказал Коровин.

– Не задавайся, – поучительно добавил беспризорник с веснушками.

Разговор снова наладился, и мальчики беседовали еще целый час. Уходя, беспризорники обещали опять прийти завтра.

Довольные первым успехом, пионеры оживленно обсуждали поведение беспризорных. Невдалеке, на асфальтовой дорожке, сидел Борька и играл сам с собой в расшибалочку.

– Эй, Жила, – крикнул Генка, – что же ты на велосипеде не катаешься?

Борька промолчал.

– Имей в виду… – продолжал Генка, – сам имей в виду и скауту своему несчастному передай: будете срывать нам работу, смотрите – таких кренделей вам навешаем, что вы их в год не соберете.

Борька опять промолчал.

– Чего ты, Генка, к нему привязываешься? – примирительно сказал Миша. – Чего привязываешься? Борька – парень ничего, только зря с этим скаутом водится.

Борька насторожился, опасаясь подвоха.

– И чего он с ним водится? – продолжал Миша. – Юра его и за человека не считает. Видали, как его папаша на нас на всех посмотрел?

Борька молчал, не понимая, к чему клонит Миша.

– Видали? – повторил Миша и, обращаясь к Борьке, сказал: – Верно, Борька, я говорю?

– Ты чего меня агитируешь? – ответил Борька. – В пионеры, что ли, хочешь записать? Не нужны мне ваши пионеры. Зря стараешься.

– Тебя никто и не примет! – крикнул Генка.

– Подожди, – остановил его Миша и снова обратился к Борьке: – Я тебя не агитирую, я просто так говорю. А с тобой я хотел одно дело сделать. Серьезное дело. Вот только вчера об этом со Славкой говорили… Верно, Славка?

Слава ничего не понимал, но на всякий случай подтвердил, что верно, только вчера говорили.

– Какое такое дело? – недоверчиво спросил Борька.

– Видишь ли, – сказал Миша, – мы новую пьесу ставим, из матросской жизни, и нам нужна матросская форма. Понимаешь? Настоящая тельняшка, брюки, бескозырка. Старую или новую, все равно. Главное, чтоб всамделишное название корабля было. Ленточку бы, например. Вот я и хотел с тобой поговорить. Ведь ты все ходы-выходы знаешь… Может быть, достанешь?

Борька усмехнулся:

– С какой это радости я буду для вас доставать? На дармовщинку хотите? Дураков всё ищете?