Он пожал плечами и мог только философски вздохнуть, обменявшись взглядом с Валентиной Павловной.

И мы расстались с ним – вплоть до неприятной, но необходимой процедуры судебного разбирательства… Но и оно прошло, и теперь мы не видимся.

Катерину оправдали, потому что свидетелей, напирающих на версию самообороны было очень много (то есть мы все); Курилов также дал показания, к которым его принудили люди Огородникова, но зато остался жив и тут же смотал удочки, отбыв в родной Красноярск; три неразлучные подруги поджидают выздоровления четвертой, чтобы вместе с ней отправиться в Турцию или куда-нибудь еще – насовсем: коммерческий директор салона «Элита» выдал им весьма и весьма крутые «отпускные». Позавчера мы встречались в больнице. Маше уже значительно лучше, и скоро ее выпишут.

С тех пор прошло около двух месяцев. Я успел выспаться, отдохнуть и купить Приятелю пресловутый новый процессор. А он успел дать мне много очень странных и точных советов, с помощью которых я раскрыл еще два дела, прибавляя себе известности и славы сыщика, не знающего поражений.

Как ни парадоксально, единственной нитью, связывающей меня с этим делом, осталась Валентина Павловна. Ее Неделя высокой моды, проведенная в Тарасове, показала высокий класс наших моделей и связь города с центрами Российской моды… О процветании массажно-оздоровительного салона я уж не говорю… Меня там стригут бесплатно. Как друга хозяйки.

Иногда она приходит ко мне и остается на ночь. И в ответ на мои неловкие предложения отвечает, что с Огородниковым у них слишком тесная связь, которую можно разрушить лишь течением времени.

А я надеюсь и жду. Быть может, придет и мой час. А пока так приятно подставлять плечо для темной пушистой женской головки – и чувствовать ответное тепло.

Недавно у меня возникла одна полусумасшедшая идея – а что, если описать Приятелю ситуацию моей безнадежной старческой влюбленности и попросить совета?

Что он ответит тогда? Наверное, – ИДИ К ЧЕРТУ! Я скажу ему, чтобы он сам туда катился, и тогда, наверное, у этой повести появится достойный конец.

Проснувшись в тот день рано, около восьми, я с удивлением отметил, что моя голова абсолютно чиста и светла, а организм свободен от проявлений того, что называется похмельным синдромом. Накануне мы с моим старым приятелем Фимой Липовским засиделись до трех часов ночи, предаваясь типично русскому занятию – принятию алкоголя внутрь. Если выразиться более грубо и приземленно, мы просто бухали. Посадив Фиму на такси, я с трудом доплелся домой и плюхнулся на кровать. Уже засыпая, я с ужасом подумал, что утром буду совершенно разбитым.

Однако мартовское утро, светлое и солнечное, дышало оптимизмом и вдыхало это радостное чувство и в вашего покорного слугу. Я оценил свое состояние и понял, что готов к любой конструктивной деятельности. Придя в восторг от этого ощущения, я встал и пошел на кухню. Поставив разогревать кофе, я закурил.

Сделав пару затяжек «Соверена», я вспомнил, что вчера, когда мы с Фимой уже изрядно выпили, позвонил какой-то мужчина и, мямля и запинаясь, примерно через минуту нашего разговора все же заявил, что у него ко мне, возможно, дело. Я тут же выразил сомнение по поводу того, дело ли это, так как на том конце трубки до конца в этом уверены не были. Не придя к консенсусу в этом вопросе и исходя из нерабочего состояния одного и неуверенного тона второго собеседника, мы решили отложить наш разговор до утра. Поскольку оно, как известно, вечера мудренее.

Я не смог вспомнить, на девять или на десять назначалась встреча, и поэтому решил уже к девяти быть наготове. Мой вчерашний собеседник был, видимо, также не уверен, когда ему лучше приехать, и выбрал среднее, то бишь позвонил ко мне в квартиру в половине десятого.

Я открыл дверь и увидел высокого, крепко сбитого мужчину с черными волнистыми волосами, в очках с тонкой металлической оправой. У него был серьезный и в то же время слегка застенчивый вид.

– Здравствуйте. Вы Мареев? – проговорил он печально.

– Да, проходите. А ваша фамилия..? – вопросительно посмотрел я на гостя.

– Виктор Скворцов, – почему-то тяжело вздохнув, произнес он.

В течение последующих пяти минут гость совершил процедуру раздевания и избавления от обуви. Он тщательно и, я бы сказал с любовью, вывесил свою дорогую дубленку и шарф. Затем он также не спеша прошел в комнату и стал дожидаться разрешения сесть. Я решил принять его на кухне, поэтому решительно развернул гостя в нужном направлении. Налив ему кофе и усадив, я наконец спросил его:

– Так что у вас за дело?

– У меня умерла жена, – глядя в чашку кофе, ответил Скворцов.

Образовалась пауза, которую мой гость предоставил заполнить мне. Я, право же, не знал, что сказать. Лишь сочувственно спросил:

– Как это случилось?

– Понимаете, она умерла очень странно, – вдруг быстро сказал Скворцов, оторвав взгляд от чашки и глядя на меня в упор.

– Как именно?

Скворцов вздохнул, отодвинул чашку с кофе, к которому он, скорее всего, решил не притрагиваться.

– Вы, конечно же, скажете, что я пришел не по адресу… В общем, может быть… – с расстановкой произнес Скворцов, глядя куда-то вверх, рассматривая мой давно небеленый потолок.

Еще немного помявшись, он сказал:

– Она умерла от сердечного приступа четыре дня назад. Вчера ее похоронили.

Поскольку в разговоре снова образовалась пауза, я закурил сигарету и решительно спросил:

– Ну, а я-то чем могу помочь? Вы знаете, что я занимаюсь детективной деятельностью, то есть раскрытием преступлений…

– Понимаете, я думаю, что она умерла не случайно… не вдруг… – сказал Скворцов.

И снова замолчал.

– Давайте по сути дела, Виктор!

Скворцов вздрогнул, но решил подчиниться моему требованию. Он сложил руки в замок, положил их на стол и заговорил, глядя уже вниз, на поверхность стола:

– У нее просто было предынфарктное состояние. Врачи сказали, что ничего страшного – нужно всего лишь полежать в больнице недели три… Но на следующий день она умерла. Диагноз – обширный инфаркт. Это в тридцать четыре-то года!

Поскольку Скворцов выдавал мне информацию порционно, беря тайм-ауты на обдумывание следующей фразы, к этому моменту я уже успел закурить второй «Соверен». Честно говоря, манера собеседника разговаривать меня несколько напрягала. Однако я подумал, что нельзя резко себя вести с человеком, который только что похоронил супругу. В один из промежутков я не выдержал и спросил:

– Вы что-то упомянули о мистике. Что вы имели в виду?

– Мистика… – с почти мистическим видом проговорил Скворцов, снова что-то напряженно обдумывая. – Просто моя жена лечилась от бесплодия.

– Ну и что? – почти грубо спросил я.