– Ты выпила? – наконец догадалась Даша.

– Д-да… – собралась соврать Марина, но махнула рукой и призналась: – Чуть-чуть… Знаешь, напряжение и все такое… А что, пахнет? Я же пользуюсь освежителем…

– Не пахнет, но ты перевозбуждена. – По слегка отечному лицу Марины догадалась: подруга распилась. Даша огорчилась: – Ты пьешь.

– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет. Ха-ха… От такой жизни повесишься, не то что запьешь, – отшутилась Марина с неловкостью человека, застуканного за неприличным занятием. – Ой, ну хватит хмуриться. Это ты у нас переправильная, а меня слепили из пороков и добродетелей, причем пороки мне слаще. Ха-ха… Да, я пью! – Марина неожиданно громко запела с оперным оттенком: – Я пью, все мне мало, уж пьяною стала…

– Прекрати, настучат шефу, у тебя будут неприятности.

Выудив из сумки штофчик, она протянула его Даше:

– Хочешь? Джин с тоником. Джина пять частей, тоника одна. Напиток богов. (Даша отрицательно покачала головой.) Зря, сосуды расширяет.

– У тебя они уже резко сузились. Утро, а ты готовая. Как за руль сядешь?

– Ой, да как-нибудь. Не впервой.

– Как знаешь. Я бы сейчас на твоем месте…

– Не надо быть на моем месте! – неожиданно трезво сказала Марина и хищно прищурилась. Жадно отхлебнув из штофчика пару раз и затянувшись глубоко сигаретой, она произнесла: – Прости, Дашка… Но каждый должен быть на своем месте, чужое не стоит занимать, это дорого обходится. Только вот беда: никто не знает, чье место лучше. Кстати! – Марина внезапно перешла на прежний пьяный тон. – А где ты живешь? Я обыскалась…

– У Артура, – потупилась Даша и с неудовольствием поняла, что краснеет.

– А-а-а-а… – многозначительно протянула Марина. – Я должна была догадаться. У Артура, значит… Я ведь искала тебя, у него справлялась, а наш мавританин не пустил Мариночку проведать подругу. Не любит меня, черный змей.

– Перестань, я в больнице лежала с травмами и… плохо мне было, понимаешь? Он считал, необходим покой…

– А я не кусаюсь, – со злой обидой сказала Марина, – не трансформируюсь в исчадие ада, не ем людей. Думаю, ты осталась бы целой после моего посещения. Козел он, твой Артур. Постой… Так ты вообще у него живешь? Почему не у меня? Он одинокий мужчина, к тебе неровно дышит… Помолчи! Пойдут всякие разговоры… Тебе оно надо?

Даша открыла рот для оправданий, но в курилку ввалил Вениамин Данилович, с легкой руки Марины получивший кличку Витамин. Он очень кстати появился, иначе Даша наговорила бы кучу глупостей, из которых Маринка может сделать не те выводы. Даша в работе крутая, а в житейских неурядицах – девочка, едва не принялась давать Марине отчет о всех напастях, что Иваном строжайше запрещено, лишь бы о ней не думали дурного. Вениамин приобнял Дашу за плечи. Сорокалетний мальчик-попрыгунчик, случайно забывший, что юность минула давно, старательно не пропускал ни одной юбки мимо, создавая имидж секс-гиганта. Женский пол его игнорировал, несмотря на вполне приемлемую внешность, а занимает Вениамин должность заместителя главного редактора. Даша просто заместитель в отделе информации, а он – Заместитель! Короче, Даша – рабочая лошадь, а он – не пришей кобыле рукав, вот кто. Но, как это нередко случается, важничает, словно он и есть главный водяной в затхлом болоте. Встретившись в курилке с «очаровашками», он начал с соболезнований, более похожих на поздравления:

– Дашенция, искренне сочувствую. Не отчаивайся, дорогая, в Библии сказано: «Все проходит». Наш сплоченный коллектив поможет пережить утрату. О! Мариночка! Ты почему такая бледненькая? У тебя рак? Не расстраивайся, это тоже пройдет.

Черный юморок давно никого не удивлял, набор юморофраз оставался неизменным на протяжении многих лет, шокировал лишь новичков, которые из лести принимались подхихикивать. Марина не жаловала Витамина, а в данный момент дурацкий юмор оказался вовсе не в дугу.

– Витамин Данилыч, – произнесла она мрачно и недружелюбно, – два моих знакомых шутили точно так же… ну точь-в-точь!

– И? – заинтересовался Вениамин.

– Их переехал трамвай. Одновременно. В разных местах. Пополам и насмерть. Потому что в Библии сказано: «Каждому воздам по заслугам его». Вот так вот, просроченный Витаминчик.

Кинув в урну окурок, она ушла, хлопнув дверью.

– Мариночка подшофе, – констатировал Вениамин. – Чего она такая злая? Богатая и злая. Мне бы ее проблемы! Одних бриллиантов сундук имеет, мужа-магараджу, каждый год в пятизвездочных отелях отдыхает, злость на зарубежных пляжах греет, а все равно злая. Наехала на меня, будто я у нее строку украл.

– Наверное, ты ее немножко раздражаешь, – сказала Даша.

– А тебя? – И глаза Витамина загорелись еретическим огнем. Когда Даша сделала шаг к двери, он рукой перегородил ей дорогу.

– Береги свою неотразимость для юных дев. Пусти, я и так никотиновое отравление получила, Витамин Данилыч.

Он вынужден был убрать руку, усмехнувшись:

– Зря пренебрегаешь, я классный утешитель.

«Классный дурак», – думала Даша, отправляясь в отдел.

Два дня коллеги обращались с ней, как с богемским хрусталем. На третий она узрела перемену: переглядывания, перешептывания, замолкания при ее появлениях, короче – странная возня вокруг, старательно скрываемая. Даша внимания на переменах не акцентировала, погрузившись в работу. Но во второй половине рабочего дня, возвращаясь от редактора с кипой мини-статей на доработку, нечаянно замешкалась у двери отдела, и до ее слуха долетело:

– Но это странно само по себе, Мариночка. Погибли муж, сын (!), мать… А она чересчур спокойна, как-то уж слишком быстро… утешилась.

Это говорила одна шустрая журналистка, которую пихнули в отдел Даши, не спрашивая, нужна она или нет. Шустрячка настолько шустра, что вместо специального образования имеет смазливую мордочку (оказывается, нынче и сего довольно, чтобы держать в руках удостоверение с надписью: «Журналист»). Даша обалдела, так как поняла: речь идет о ней.

– Пардон, моя золотая, на что намекаешь? – услышала Марину.

– На то самое, – ответила подающая надежды. – На ее друга, у которого она живет. Они же демонстрируют свою связь, это же ясно как божий день: он ее любовник, думаю, и был им. Бедный Игорек…

– Золотце мое ненаглядное, – заводилась Марина, – в твои годы не моют начальству кости с позиции горничной.

– А в ваши годы занимают кресло по меньшей мере зама, а не ходят в рядовых и не попивают втихаря горькую.

– Ты, молодое дарование, – угрожающе прошипела Марина, – тебя заткнуть?

– Прекратите, девочки, – вступила суперобразцовая мать-жена предпенсионного рубежа. – Инночка в какой-то степени права…

– И в какой же? – окрысилась Марина.

– Ну… такое поведение… Надо хоть полгода соблюсти траур. Ей пеплом голову посыпать следует, а она… Это называется шлюшеством.