обложке появился новый псевдоним поэта: Игорь Северянин. Впервые имя дано без дефиса. Так автор подчеркнул начало нового этапа своего творчества. В предисловии Фёдора Сологуба также говорилось о приходе в литературу нового поэта: «Одно из сладчайших утешений жизни, — поэзия свободная, лёгкая, радостный дар небес. Появление поэта радует, и когда возникает новый поэт, душа бывает взволнована, как взволнована бывает она приходом весны».

Единомышленники Северянина сочли, что Сологуб «приветил» Северянина тогда, когда «это сделала уже толпа издателей и ручеёк курсисток». Но для читающей публики слово Сологуба о приходе нового поэта имело свой смысл. Несмотря на то что Северянин шёл к «Громокипящему кубку» десять лет, книга открыла новый этап его творческой биографии, когда он совершал переоценку всего написанного за эти годы.

Новым и удивительным казался и подзаголовок книги «Поэзы». Не «Поэмы», не «Стихи», а «Поэзы» — понятие, ставшее одним из основных в поэтической системе Северянина. Образованное путём усечения слова «поэзия» и схожее со словом «поэма», слово «поэза» было написано на венке в день похорон Константина Фофанова его сыном Константином Олимповым и, возможно, заимствовано Северяниным. Впервые слово «поэза» появилось в 1911 году в подзаголовке брошюры «Ручьи в лилиях» и было не сразу замечено, а последний раз поэт употреблял его в 1930-е годы. Десятки стихов Северянина содержат в заглавии слово «поэза»: «Чёткая поэза», «Прощальная поэза», «Поэза о солнце, в душе восходящем», «Поэза о Карамзине» и др. Для Северянина это не только жанровое определение. Позже по аналогии к слову «поэза» им образованы «игровые»: заглавие — «Героиза» и подзаголовок — «Лириза». В стихотворении «Прелюдия» Северянина появляется ещё один неологизм — «соловьизы».

Я соловей: свои стихи Я называю соловьизы.

Северянин справедливо претендует на создание особого «музыкального» жанра русской лирики, считая главным принципом нового стиха «мелодическую музыкальность». Свои выступления Северянин называл поэзоконцертами и стихи — поэзы действительно «пел». Семён Рубанович в лекции, прочитанной на одном из поэтических вечеров Игоря Северянина в Политехническом музее в Москве 31 января 1915 года, отметил, что эмоциональность является «источником почти песенной певучести его стихов, такой властной и заразительной, что стихи его хочется петь. Игорь Северянин и поёт свои стихи — и напев их так внятен, что его можно записать нотными знаками. И это не прихоть чтеца — напев в них заключён потенциально и можно даже вскрыть технические причины этой напевности».

Успех книги определился её цельностью и внутренним единством. Свежесть, искренность и свобода чувства присущи вошедшим в неё поэзам. Северянин разделяет установку великих итальянских поэтов — Данте, Петрарки, возрождённую Бодлером и продолженную символистами, на создание единого текста-мифа, в котором художественная ценность и смысл стихотворений определяются не только их совокупностью, но и местом в книге.

В «Громокипящем кубке» отразилась история «мещанской драмы» поэта-грёзэра. Книга состоит из четырёх разделов. Большинство поэз сборника «Громокипящий кубок» были опубликованы раньше, но композиция книги, отбор стихов и их распределение по четырём разделам сделаны так, что стихи, ранее незамеченные, заиграли новыми красками. Северянин настолько точно определил разделы и умело расположил в них стихи разных лет, что это говорило не только о понимании психологии читателя, но и о тонком поэтическом слухе.

«Сирень моей весны» — первый, наиболее мажорный и большой раздел (56 поэз), в котором раскрывается душа грёзэра на реке форелевой, в северной губернии. Он охвачен порывом весеннего чувства от тонких намёков и элегических настроений до неосторожной страсти. Позже Северянин назовёт себя «певцом весны» (1923), а свою душу простой, «как день весны» (1926). Сирень станет эмблемой «тихо канувшей» любовной весны. Завершающее стихотворение первого раздела — «Надрубленная сирень» — получает символический смысл несбывшихся грёз:

Запахло сеном. И с зимним пленом Земля простилась... Но — что за сны?! Согнулись грабли... Сверкнули сабли, И надрубили сирень весны!..

Следуя канонам музыкального жанра, второй, центральный раздел — «Мороженое из сирени» является контрапунктом, в котором сходится разноголосица «красивой жизни». Разочарованный герой, обманутый в своих чувствах, попадает с берегов форелевой реки и северного «одебрённого» леса на площадь. Вместо живой цветущей сирени его окружают будуарные аксессуары: мороженое из сирени, ликёры, шампанское, фрукты, духи и всевозможные цветы: лилии, левкои, хризантемы, фиалки, ландыши. Возникает идеальный образ недоступной и недостижимой страны Миррэлии, где душа «влечётся к средоточью», тогда как на площади «душа влечётся в примитив».

Третий раздел «За струнной изгородью лиры» посвящён одинокому поэту — царственному паяцу, который уходит с площади от толпы и рыдает за «струнной изгородью лиры». В контексте мещанской драмы поэта-грёзэра декларации четвёртого, завершающего раздела «Эгофутуризм» — «Я — гений Игорь Северянин / Своей победой упоён...» — воспринимаются довольно двусмысленно. Эти слова говорит человек, который был открыт всему окружающему миру и каждому человеку, исполнен отзывчивостью и милосердием («я всех чужих зову на “ты”...», «как друга целовать врага...») и отдал на суд своей любимой все молитвы и печали своей души.

Невольно ощущается ироничность слов «гения Игоря Северянина» об упоении своей победой и искренность намерения идти «в природу, как в обитель / Петь свой осмеянный устав». Тем более что тема бессмертия («капризный, но бессмертный эксцесс», «постиг бессмертия процесс») в стихотворении «Мои похороны» воплощается в особом, узнаваемом сразу полупатетическом и полунасмешливом, требующем от читателя понимания игры, стиле Северянина:

Всем будет весело и