– Что мы выиграем. Ты ведь, Костя, гений, – в голосе Игоря ни насмешки, ни восхищения, только констатация очевидного факта. – Ты сможешь убедить людей в чем угодно…

– Я открою глаза Западу!..

– Ты натравишь НАТО на Россию, – качает головой Игорь. – А это тебе уже не Донбасс. Это ядерная война.

– Да не будет никакой ядерной войны, – в голосе Кости прорываются истеричные нотки. – Этого фюрера просто нагнут…

– Даже если не будет ядерной, – продолжает Игорь, – трупов будет море. В том числе и мы с тобой, и твоя команда…

– Да, риск есть, но…

– …и твоя семья.

– Они в Испании! – теперь Костя откровенно паникует. – Там их не достанут.

– Литвиненко тоже так думал, – Игорь говорит все медленнее и тише.

Такое ощущение, что с каждой секундой он теряет год жизни.

– Костя, – говорит Игорь, – ты натравливаешь людей друг на друга. Ты все время придумываешь войну…

– Это не я! – Константин уже понял, что выглядит неубедительно, поэтому изо всех сил старается взять себя в руки. – Это Стас… психопат… убийца…

– Помнишь Буденновск? – совсем тихо говорит Игорь. – А Беслан? Помнишь, с чего там все начиналось? «Кинжальная пиар-атака по лидерам сепаратистов» – кажется, так? И никакого Стаса там не было… А ты был…

Костя молчит.

– Понимаешь, о чем я? Аня, жена твоя, тоже все понимала. Поэтому и шагнула с балкона.

– Не трожь Аню, – в голосе Кости только отчаяние.

– Если тебя оставить в живых, снова будет куча трупов… Лучше один, чем куча.

Игорь поднимает револьвер повыше, целясь Косте в голову. И неожиданно тот начинает смеяться. Игорь удивленно смотрит на него.

– Я понял! – сквозь смех говорит Костя. – Я понял… Прости, это нервное… Но ты меня не убьешь. Хотел бы – я бы даже не успел ничего… А ты тут лекцию целую…

Константин постепенно справляется с истерикой, становится серьезным:

– Да… ты прав… ни к чему это… Прав… Пошли вниз…

Костя делает шаг в направлении Игоря, но тот не двигается с места.

– Я же сказал, – терпеливо объясняет Костя, – не буду я мстить. И вообще больше никакого пиара. Никогда.

– В Афгане многие травкой баловались, – говорит Игорь. – Но некоторые и на гражданке не смогли соскочить. Потом чего похуже… Я одного друга увез в лес… мать его попросила. Запер в охотничьем домике.

Голос Игоря снова становится усталым, рука с тяжелым револьвером опускается все ниже.

– Ломка была страшная. Он там… неважно. Но очистился. Я месяц продержал для верности. Он тоже клялся, что больше никогда. А потом в городе дозу увидел – двух человек голыми руками убил. Разведрота все-таки.

– А я тут при чем? – Костя всматривается в лицо верного помощника, пытаясь в полутьме рассмотреть выражение его глаз.

– Ты, Костя, наркоман. Ты не удержишься. Ты от этого кайф ловишь – и другого кайфа у тебя нет. Ты сорвешься. Снова устроишь бойню.

Игорь устал так, что перед каждой фразой делает паузу, собираясь с силами.

– Но… зачем тогда?.. – в глазах Константина совсем не осталось надежды. – Зачем ты мне это все тогда рассказываешь?

– Да я не тебе, – вздыхает Игорь. – Просто такое надо хотя бы раз в жизни кому-то рассказать. Если внутри оставить – голову порвет. А ты все-таки…

Вдруг Костя отчаянно прыгает, но оказывается, что усталость и расслабленность Игоря – иллюзия. Он успевает дважды нажать на спуск. С такого расстояния даже приторможенные глушителем пули бьют, как кувалда. Константина отбрасывает к так и не открывшейся двери. Он замирает, полусидя-полулежа на полу в нелепой позе. На лице Кости – изумление. Даже в сумерках видно, как пробитую в двух местах куртку заливает темным и тягучим.

– А ты все-таки мой лучший друг, – заканчивает Игорь и делает контрольный выстрел в лоб Константина.

* * *

Испанский дом Миши, большой и светлый. В одной из комнат сидит Нина с книгой на коленях. Она даже не пытается читать, сосредоточенно грызет накрашенный ноготь. Входит Миша, мягко убирает руку Нины от рта. Нина автоматически начинает грызть второй ноготь. Миша спасает и его.

– Он же предупреждал, – говорит он явно не в первый раз, – что какое-то время не будет выходить на связь. А потом приедет.

– А может быть, можно как-то по интернету? – жалобно спрашивает Нина. – Я читала, что Скайп прослушать нельзя…

Неожиданно откуда-то со второго этажа раздается радостный вопль Сони:

– Папа! Папу по телеку показывают!

Нина и Миша срываются с места.

* * *

Соня одна в огромной детской. Повсюду игрушки. На стене – плазменный телевизор, бо́льшую часть экрана которого занимает фотография Константина: официальная, из личного дела. Соня радостно прыгает, повторяя:

– Папа! Папа!

И не слушает закадровый голос.

– …по мнению официального Киева, российские спецслужбы убрали своего пиарщика, чтобы замести следы…

Слышно, как по лестнице на второй этаж бегут Миша и Нина.

– Папа! – еще громче радуется Соня. – Тут папа!

– …В свою очередь, – пробивается диктор сквозь Сонины крики, – пресс-служба Кремля распространила заявление, из которого следует…

Миша и Нина вбегают в комнату.

– …что убитый неоднократно контактировал со Службой безопасности Украины, и его преступления против человечности…

Экран взрывается – это Миша метнул в него первое, что попалось под руку, трехколесный велосипед. Из телевизора летят искры.

Соня удивленно и испуганно оборачивается к взрослым. Нина замерла, сжав зубами палец, чтобы не закричать. Мишу колотит. Он повторяет:

– Прости, Соня… Я уберу… Все будет хорошо… Прости, Соня…

За окном – безоблачное синее небо. В нескольких сотнях метрах от дома Атлантический океан штурмует скалы. Волны накатывают и отступают. Океан ритмично шумит. Из этого ритма возникает мелодия.

1

В Резонанс я попал случайно. Туда все случайно попадают. То есть не попадают, а очутиваются. Или очутяются? Всем хорош Резонанс, одно плохо – говорить совсем разучаешься. Или разучиваешься? Нет, разучиваешься – это когда учишь-учишь, и наконец разучиваешь, а в Резонансе ничего разучивать не надо, надо просто правильно сесть. Или лечь.

Я, к примеру, сел правильно. Ну, может, и не совсем правильно – голова на подлокотнике кресла, а ноги на спинке. Только мне так удобно. Я на старой квартире всегда так лежал – и на новой решил попробовать. Еще вещи до конца не распаковал, а кресло уже в уголок поставил и решил, значит, передохнуть. А тут – шарах! То есть не шарах, а скорее бултых. Как будто с улицы на концерт «Мумия Тролля» завалил. В голове сразу стало не то чтобы громко… тесно как-то стало, как будто там еще толпа народу толчется.