Над столом повисло задумчивое молчание.

— Ну, что — надо Олегу письмо отправлять, что ли? — озадачился дед.

— А не проще позвонить? Сейчас восемь, у них — четыре. Если вы до нас доедете и Марии Степановне в отдел позвоните, то он завтра уже до нотариуса дойдёт и всё уточнит. А так письмо сколько идти будет? Дней семь-десять? Если вдруг заминка с нотариусом будет, насколько я знаю, почта принимает и доверенности, подписанные начальниками по службе. Но такие они, по-моему, забирают как одноразовые. Только все паспортные данные чётко продиктуйте.

Пётр Васильич слушал мою тираду, удивлённо нахмурившись:

— Ты откуда всё это знаешь?

— Слышала однажды, когда в очереди на почту стояла.

Не будем уточнять, в каком году…

Мама напоследок получила наказ в следующий раз не оставлять Федьку у Даши, а привезти с собой — я соскучилась. А ещё прикупить мне жарено-копчёной мойвы. Мойва и Федька — всё, что мне для полного счастья не хватает. Родственники уехали, прихватив с собой по баночке молока. А мы с Вовой пошли продолжение «Железного сердца» набрасывать. Куй железо, как говорится, пока трамваи ходят.

Созвон состоялся вполне благополучно, и спустя неделю мы получили замечательное заказное письмо, в котором лежали две доверенности: на маму и на Петра Васильича. В доверенности внезапным образом оказалась вписана и Наташа тоже — предполагаю, чтобы к деду не было претензий за проживание внучки с ним. А раз уж обе копии были сделаны по одному образцу, мама внезапно получила право выступать как законный представитель обоих младших Вороновых. С другой стороны, так проще будет Наташу в гости брать, правильно?

Но прописать у нас нужно было только Вовку — для беспроблемного получения гонораров.

Мама приехала на дачу и воспользовалась моментом, пока Вова ушёл по хозяйству:

— Оля, что — прямо прописывать у нас будем?

— А что тебя смущает?

— Ну… Это же как бы… серьёзно, а?

— Ма-ам. Когда я выйду за него замуж, так и так придётся его у нас прописывать. Не думаешь же ты, что мы будем жить в Пивоварихе? Хотя, по настоящему, мы и в Юбилейном-то не особо будем жить, у нас же всё хозяйство здесь.

— Замуж? — мамины брови поползли наверх.

— Ну, девушки обычно выходят замуж. Тебе не кажется, что это совершенно типовая ситуация?

— Оля…

— М?

— Тебе же восемь лет?..

— А-а, дело наживное. Сегодня восемь, а там, не заметишь — уже и восемнадцать.

— Да ты сто раз передумаешь!

— Нет, мам. Ты внимательно присмотрись к этому мальчику. Это моя судьба.

Матушка посмотрела на меня как на инопланетянку и удалилась, бормоча:

— Это не ребёнок, это какой-то ужас вообще…

Тем не менее, в паспортный стол мы обратились. Паспортистки пришли в недоумение от предоставленных нами документов, листали какие-то тома инструкций, звонили в головную контору, в которую нас, в конце концов, и отправили. Мытарства заняли несколько полноценных часов — и вот, Вовка прописан у нас! Причём, прописан именно у мамы с Женей, потому как она «исполняющая обязанности родителя», и у них там Федька, а мы с Вовкой — разнополые, всё, крындец!

По большому счёту, эти тонкости нам были пофигу. Главное, что теперь мы могли нормально отправить договора в «Детскую литературу» и потом всё получать на одной почте. Ура, товарищи!

ЗВЕРЮШНОЕ

Третьего ноября с вечера начались наклёвки в инкубаторе. Слишком долго вылупившемуся цыплёнку там сидеть — смысла нет, да и мало ли, то застрянет кто-то где-то, то ещё какой фокус случится. Цыплята, они, знаете ли, как любые дети способны иногда удивить изобретательностью. Поэтому я взяла книжку и пошла в сарайку — караулить вывод. Настропалила брудер, притащила себе чайник — иначе я ж усну там, прямо в обнимку с инкубатором. А книжку зря взяла, потому что меня пришли Вовка с Робом поддерживать, какое уж тут чтение.

К трём часам ночи из ста двадцати яиц у нас осталось четыре целых. Для этой породы, считайте, практически норма. В принципе, можно уже и не ждать.

— Ну вот, можно уже петухов в расход отправить, — сказала я, когда мы как зомбарики брели к дому.

— Н-но, следующие яйца уже будем от молодых закладывать, — согласился Вова. И назавтра же обоих петухов чикнул. Бабушка их поделила и несколько дней суп варила, а заодно и Робу хавку — мы только трубчатые кости выбирали, как положено…

КРАСНЫЙ ДЕНЬ КАЛЕНДАРЯ

На седьмое ноября на даче собралась огромная толпа родственников — по традиции все ехали поздравлять бабушку. А отчего бы не ехать — дом большой, можно и с ночевой остаться, а восьмого тоже выходной.

Тётя Клара привезла первый ноябрьский выпуск «Роман-газеты», за номером двадцать один, на корке которого красовалась я «под взрослую». Все удивлялись, как я такая вышла, а тётя Валя сразу попросила почитать. А я подумала, что если вдруг «Роман-газета» расщедрится и вместо одного отправит нам авторских экземпляров хотя бы штуки три — я ей задарю. Тётя Валя — страстный читатель, пусть.

За столом все сильно обсуждали (и осуждали) сухой закон, и даже пару раз выпили за его отмену. Шутки шутками, а неприятные процессы, которые я описала в письме Андропову (так и не знаю, дошло ли оно…) потихоньку начали разгоняться, цепляя не только «экспериментальную» Бурятскую АССР, но и соседние области. В частности — нашу.

С любым алкоголем можно было теперь ехать в Бурятию, как с валютой. В ближайших к ним иркутско-областных городках и посёлках началась массовая скупка алкоголя — это же не другое вам государство, а просто соседний регион, ездить спокойно туда-сюда можно! И никаких досмотров не предполагается.

Наши жаловались, что это поветрие и до Иркутска дошло. Хуже того — скупают сахар (ясен пень — в Бурятии вспышка самогоноварения в худшем его варианте), и в нашем облисполкоме всерьёз обсуждают вопрос о введении талонов на сахар и водку уже в Иркутской области — типа, чтоб чужие покупать не могли, а пока ограничили продажу: не более двух бутылок и не более двух килограмм сахара в одни руки. Дошло до того, что бригады дружинников начали караулить — и даже кого-то поймали! — продававших водку ящиками с чёрного хода. Скандал был, нескольких работников, включая директора магазина, уволили по статье и со штрафом, но общая картина как-то сползала ко всё более неприглядной.

Это, конечно, удручало. С другой стороны, я подначила Женю тоже затариться водкой и шампанским — в Улан-Удэ это такая валюта будет! Даже если какие-то недосдачи и косяки — всё покроется одним махом. А они ведь собирались ехать втроём (я, кажется, говорила уже?), чтобы мама могла закрыть две сессии разом.

— И вообще, Жень, — между делом предложила ему я, — ты бы озадачился, прикупил что-нибудь поприличнее. В идеале — ящик коньяка. И подошёл бы прямо к декану.

— Зачем?

— Пф-ф! Декан имеет право принимать любые экзамены и зачёты, если вы не знали. А мама у нас, тем паче, «племянница писателя». В Бурятии семейственность и блат — национальная черта. Подойди с уважением. Нафига ей лишние стрессы, в самом деле? Пусть не все пятёрки, где-то и четвёрки поставит, чтоб в глаза не кидалось. Она ж не просто так балду пинает, контрольные все отправила, курсачи написала (написала-написала, я лично проверяла, перепечатывала и кое-что корректировала)…

Да, такие вот мы злостные коррупционеры.

Из бытовых новостей хвалили ангарскую фабрику пальто, которые «выбросили» в магазины несколько новых моделей, пусть подороже, зато интересных.

— А я себе вчера сапоги купила, — сказала Даша, — странные какие-то. Как из валенка.

В этом месте я насторожилась.

— Прямо валяные, что ли? — удивилась тётя Нина.

— Нет, они, вроде, шитые. Но верх из войлока.

— «Прощай, молодость», что ли? — не поняла тётя Клара.

— Да не похожи. Внутри ещё толстый такой подклад, как будто мех. Только не мех. Мы с Катькой сестрой вчера поехали, хотели натуральные меховые. Тык-мык — нигде нет. В обувном стоят на синтетике — голубые, вырви глаз. Да на каблуке. Мне с ребятишками — куда каблук? Ещё и восемьдесят два рубля! Я в прошлом году в таких ходила — холодные, ужас. Прошли всю Урицкого — нету ни фига. И тут смотрю, у обувной фабрики, где киоск-пристрой поставили — очередь, аж до угла! Мы туда. А там эти вот сапоги. Говорят, новая хозрасчётная бригада шьёт. По тридцать рублей всего! Повышенной