— Для нас — спустят, — уверенно заявил Влад.

Штурман обернулся: на корме плескалось по ветру полотнище республиканского флага. Как и на всех кораблях цивилизованных стран, оно было размером с три-четыре хорошие простыни. Когда судно шло бакштагом или в фордевинд, флаг подметал ют, мешая капитану и затрудняя ему задний обзор. Потому кое-кто из капитанов внес на обсуждение предложение сократить его габариты. Мол, кому надо, тот разглядит, а кому не надо, тот и флаг размером с грот-брамсель не заметит. Но Керстен сейчас посмотрел на полотнище с нескрываемой иронией. Для корабля под этим флагом в Мэйне теперь нет закрытых гаваней… Всего год назад пираты с «Бесстрашного» извлекли его из воды полумертвым. Его «купцы» встретили неподалеку от пролива Мона флотилию французских кораблей, в одном из которых по описанию спасенного пираты опознали «Чародейку» — новый флагман их старого знакомого Шарля-Франсуа д'Анжен де Ментенона, занимавшего теперь почетную должность адмирала Антильской эскадры. Французы, разграбив голландский купеческий конвой, но не обнаружив там богатых голландцев, способных уплатить за себя хороший выкуп, предпочли не оставлять лишних свидетелей, и Керстен таким образом оказался в воде. С простреленной ногой. Если бы не обломок реи, болтавшийся на поверхности, да малое количество акул, увлеченно пожиравших его подраненных товарищей и странным образом пощадивших самого Адриана, он не смог бы двое суток продержаться на плаву до того момента, когда марсовой «Бесстрашного» крикнул: «Человек за бортом!» Как потом предположил Влад, акулы прежде всего набрасывались на барахтавшихся в воде, а Керстен, намертво вцепившись в рею, старался не шевелиться. К тому же кровь других голландцев, обильно смешавшаяся с водой, притупила их обоняние, и акулы вполне могли принять штурмана за деревяшку. Но вообще-то ему дико повезло. Будь акул побольше… Судовой врач вскоре поставил Адриана на ноги, а Влад, уже зная о его прежней специальности, предложил спасенному соответствующую должность на фрегате. Голландец ответил согласием и, по его собственным словам, ни разу о том не пожалел.

«А ведь он прав, — Влад понял то, чего не сказал штурман. — Прошло всего три года, а Сен-Доменг уже признали региональным лидером. Но это, как Галя любит говорить, только первый шаг».

В самом деле, завоевать лидерство — только начало. Важно его удержать. А для этого ни в коем случае нельзя почивать на лаврах. Только вперед. Не останавливаясь ни на шаг. Остановка — смерть. Но смогут ли жители Сен-Доменга выдержать такой сумасшедший темп? Они — дети своего относительно неторопливого века. А тут всякие новинки, да еще в таком невиданном по этим временам количестве. Спасибо старому епископу Пабло Осорио. Когда изобретения посыпались словно из рога изобилия, добрые католики, побаивавшиеся всего столь радикально нового, стали бросаться к священникам за разъяснениями. Епископ счел нужным обратиться к пастве с воскресной проповедью, в которой объяснил происходящее волей Божьей. Мол, грядут новые времена, когда одной лишь веры человеку будет мало. И Господь посылает подросшим детям своим знание со всеми его плодами. Отец Пабло не забыл предостеречь паству от использования этих самых плодов в низменных целях, на что лукавый непременно будет подбивать слабых духом. Нельзя, мол, применять дар Господень не по назначению, это чревато. Словом, мудрый старик поддержал политику Триумвирата, направленную на развитие науки, хоть это фактически шло вразрез с официальной позицией церкви. И Влад крепко надеялся, что такая вот духовная поддержка поможет жителям острова хотя бы отчасти преодолеть футуршок.

«Теперь нужен доморощенный Жюль Верн, популяризатор науки, — не без иронии думал капитан „Бесстрашного“, спустившись в свою каюту. — Вон, англичанин Дампир собирается в Англию. Надо бы выкупить права на публикацию его дневников и побеседовать о том о сем. А потом с его помощью замутить приключенческий роман о кругосветном путешествии — разумеется, с вымышленными героями, но реальным антуражем. И пусть героям во всех передрягах будут помогать знания. Вечно рассеянный Паганель из „Детей капитана Гранта“ мне симпатичен, но здесь этот образ не приживется. Рано. Нужен литературный портрет довольно энергичного ученого, который ради новых открытий готов хоть забраться на Джомолунгму, хоть нырнуть в Марианскую впадину, хоть пиратствовать, если правительство не дает денег на нормальную экспедицию. За вдохновением далеко ходить не надо: Дампир все еще в Порт-Ройяле. Добавить к реальному прообразу кое-какие черты — и готов герой нового времени…»

Мысль показалась Владу дельной. Хватит Европе зачитываться тутошними «мыльными операми» — слащавыми пасторалями. Рыцарские романы тоже отжили свое, как и романы о благородных разбойниках типа Робин Гуда. Наступает время других героев — ученых и исследователей, владык умов нового поколения. Ведь не случайно в известной Владу истории пик популярности научной фантастики Жюля Верна совпал с промышленной революцией. Здесь эта революция произойдет раньше. Стало быть, и потребность в новой литературе тоже настанет очень и очень скоро… Сочинять Влад не умел. Галка умеет, но только вещи, близкие к документальным. Вон пару недель назад Николас прислал из Голландии ее новую книгу, повествовавшую обо всем, что случилось от похода на Картахену до штурма Алжира и взятия серебряного флота. Читается как авантюрный роман, но Влад-то знал: здесь максимально точное воспроизведение реальных событий, а не выдумка. А для написания научно-фантастического романа нужен талантливый выдумщик с богатой фантазией, большим багажом знаний и тонким чувством логики событий. В Европе… Сирано де Бержерак, автор «Государств и империй Луны», умер, а новых на горизонте не наблюдается. В Сен-Доменге их тоже пока не видно, хотя есть надежда лет эдак через двадцать воспитать подобного фантаста.

«Мартин, если предложить ему заделаться Жюлем Верном, запустит в меня чем-нибудь тяжеленьким, — мысленно похихикивал Влад. — Он и так работает на разрыв и на износ, все пытается построить некое подобие своего рейха. Хотя бы в техническом отношении, раз к политике его все равно не допускают. Галя пошлет меня на три веселых буквы, по той же причине, и тоже будет права. Джеймсу не хватит фантазии. А мне — знаний…» Влад по сей день ругал себя последними словами за бездарно растраченное на гламурные VIP-вечеринки время. И за поверхностные «знания», кои он мимоходом подцеплял в сети параллельно с многочасовым зависанием на ресурсах любителей элитных авто. Если бы уделял самообразованию хотя бы часа на два в день больше, глядишь, все могло бы сложиться у него иначе. А Галя… Галя не смеялась бы над ним тогда.

Записав о встрече с перепуганным испанцем строчку в судовом журнале, Влад спрятал его в сундучок. Большая шитая тетрадь в кожаном переплете заняла свое законное место — поверх жесткой тисненой папки, полной разноформатных листов с зарисовками и рядом с плоским ящичком, снабженным замочком. В таких ящичках капитаны и богатые путешественники, как правило, хранили особо ценные вещицы. Ключи от них обычно носили или на цепочке часов, или подвешивали на шею на шнурке. Влад по старой, еще с того времени, привычке носил свои ключи на одном кольце с подвешенным брелком. А чтобы точно не потерялись, привязывал за кольцо тонкой длинной цепочкой к поясу… Усмехнувшись своим мыслям, Влад вытеребил из связки небольшой медный ключик, отпер им замочек ящичка, откинул слегка потертую крышку. И достал… револьвер. Самый настоящий револьвер — последнюю, еще не прошедшую все полевые испытания новинку оружейника Ламбре. Идею револьвера, как и идею скорострельного ружья, ему снова подал Влад. Мол, если есть капсюльный патрон, то почему бы не сделать ручное многозарядное оружие для ближнего боя? Старый француз тогда хитро прищурился: «Месье капитан, я как-то слышал, будто у вас на родине пытались создать нечто подобное, но не поверил.[23]Теперь-то я убедился, что это не пустые слухи». И приступил к опытам. Для начала пришлось фактически создать сверлильный станок и усовершенствовать токарный. К этому делу привлекли Мартина, и только потому работа не затянулась на многие годы. Затем мастер Ламбре несколько месяцев «доводил» опытные образцы до нужной кондиции. Когда была решена главная проблема — проблема прорыва пороховых газов в зазор между барабаном и стволом, — тогда и появился первый револьвер, который вполне можно было запускать в серийное производство. Первые образцы мастер делал чертовски похожими на обычные пистолеты — с массивной рукояткой и толстым, под ружейный патрон, стволом. Но габариты подобного оружия оказались таковы, что его уже нельзя было назвать пистолетом. Скорее, получилось небольшое укороченное ружье. И тогда мастер полностью пересмотрел свою концепцию, создав действительно небольшое, фактически карманное оружие. Правда, для него пришлось сделать и патрон заметно поменьше ружейного, но итог получился очень даже неплохим… Когда-то в детстве у Влада был игрушечный револьвер, почти неотличимый на вид от настоящего: отец привез из Германии. В отличие от игрушки, у сен-доменгского револьвера не было прицела. Впрочем, пока он и не нужен. Во время абордажа или плотного знакомства с вражеской пехотой некогда устраивать соревнования в меткости. Надо быстро разряжать барабан во врагов, доставать саблю и шинковать в капусту то, что осталось после обстрела.