Единственное, что действительно сейчас ее беспокоило — на какую именно испанскую колонию собрались напасть англичане? Ни испанская, ни сен-доменгская разведки этого не узнали. Хотя, может, и узнали, но сии сведения до Мадрида пока не дошли. Следовало посоветоваться с верными генералами. Можно даже отписать дону Хуану,[24]спросить совета у него, как бы это ни было ей неприятно. Они, как люди военные, разбираются в этом лучше нее, пусть выскажут свои предположения.

Королева хлопнула в ладоши. Явилась одна из статс-дам.

— Донья Мария, — надменным тоном проговорила ее величество. — Извольте оповестить посла Англии о том, что я желаю его видеть.

«Если удастся предотвратить нападение на нашу колонию, мы сможем направить высвободившиеся войска в Мексику, — думала королева-регентша, разглядывая пышную подпись. — Презренные индейцы склонятся перед силой — мы покажем им свою силу».

…Отправляйтесь в Мехико, дон Антонио. Мы повелеваем Вам принять командование над всеми Нашими войсками в Мексике и силой оружия подавить бунт. Его преосвященство монсеньор архиепископ де Ривера окажет Вам всяческое содействие, как молитвой за Ваш успех, так и разумным советом. Будьте любезны не оставлять его советы без внимания, ибо Мы сами доверяем монсеньору архиепископу…

Дон Антонио не мог знать, о чем говорили коронованные мать и сын перед тем, как был написан ответ на его послание. Но, получив письмо, обо всем догадался. Природная сдержанность, вообще-то мало свойственная испанцам, и солидный возраст не позволили гранду высказать вслух все, что он думал по этому поводу. Но подумал он о своей королеве весьма… м-м-м… нелестно. С ума сойти! Она сделала его главнокомандующим, но подчинила архиепископу, который своими «разумными советами» и довел Мексику до бунта! Большей глупости, по мнению дона Антонио, измыслить было невозможно. И все же это было больше, чем ничего.

«Войска? Хорошо. Я приму командование над войсками и сделаю так, чтобы завоевать уважение офицеров и солдат. Тогда посмотрим, кто к чьим „разумным советам“ станет прислушиваться!»

3

Жестокость порождает ответную жестокость. Истинность этой аксиомы испанские солдаты постигали на своей шкуре, раз за разом нарываясь на нападения организованных отрядов повстанцев. Да, это были уже не кучки озлобленных, вооруженных чем попало пеонов. Многие из них, руководимые перешедшими на сторону восставших офицерами, захватывали при удачных набегах оружие и провиант, и постепенно превратились в весьма боеспособные части. Но пока у восставших не было единого лидера, они не могли победить. Разгром отдельных испанских гарнизончиков и отрядов ничего не решал. Они могли выиграть отдельные сражения, но не войну, и офицеры, возглавлявшие отряды восставших, это прекрасно понимали. Нужно было найти лидера. И он нашелся.

Нет, это не был испанский офицер, поддержавший восстание. Индейцы разных племен и метисы, составлявшие подавляющее большинство повстанцев, не признали бы над собой власть испанца. Натерпелись уже. Однако и сами не торопились признавать лидерство некоего Диего Суньиги, индейца-пуэбло. Этот Диего в молодости служил в испанской армии, даже воевал в Европе. Но офицерского чина не получил, ибо, во-первых, не дворянин, а во-вторых, не испанец. По возвращении домой снова взялся за маис, но сейчас его военный опыт оказался востребован. Он сумел собрать пуэбло в единую армию и договориться с вождями иных племен. Даже вороватые, но чертовски опасные апачи и те пошли на союз с ним. И вожди племен, а также командиры отрядов метисов, которыми чаще всего и были испанцы-ренегаты, в конце концов пришли к единому мнению. Пусть их ведет Диего Суньига. А там будет видно…

— Ты слышал новость?

— Нет. А что случилось?

— Говорят, в Мехико приехал новый командующий. Дон Антонио Себастьян де Толедо.

Аурелио присвистнул.

— Плохи наши дела, — он, еще на прежнем месте службы, многое слышал об этом доне и сразу сделал переоценку перспектив восстания. — Хотя Суньига тоже не кажется мне ни дураком, ни трусом. Занятные времена настают, дружище.

— Я своих детей сиротами оставлять не хочу, — Роберто подсел к костерку. — Как думаешь, может, стоит бросить все к чертям и закатиться под подолы к нашим красоткам?

Смешок Аурелио сказал ему очень много. Ну женятся они — Аурелио на младшей сеньорите дель Кампо-и-Корбера, а он на симпатичной пышноватой вдове, владелице одной из небольших асиенд в десяти милях отсюда. Дальше что? Война все равно догонит их и там. И, чего доброго, отнимет нажитое.

— Нет, дружище, — Аурелио отрицательно качнул головой. — Нам с тобой сейчас остается только корчить из себя героев, но при этом не лезть вперед. Если индейцам так нужна эта свобода — пусть они за нее и умирают. А мы… Нам, друг мой, нужно сделать одну хитрую штуку…

Минут пять Аурелио тихонечко сообщал Роберто свой план. После чего Гомес довольно крякнул.

— Верно мыслишь, — согласился он. — Хоть и рискованно это до черта, но ведь и приз каков!

— Притом мы не останемся внакладе, кто бы ни победил, — Аурелио многозначительно поднял палец к небу. — Победят индейцы — нам честь и хвала. Победят роялисты — мы все равно останемся при своих. Главное — вообще шкуру сохранить. Вот и сохраним.

Роберто смолчал. Не то чтобы слова друга ему вовсе не понравились, нет. Просто что-то царапнуло его прожженную солдатскую душу…

— Ты Пресвятой Деве Гваделупской молишься, — проговорил он, глядя, как взлетают над костром искры — словно мелкие огненные мотыльки. — А ведь раньше Деве Ремедиос[25]поклоны бил. Какой Мадонне ты молился по-настоящему?

— Она одна, дружище, — последовал честный ответ. — Одна-единственная. Только вот на чьей она стороне?

Этого Роберто точно не знал. Только вздохнул. Не дело простым смертным решать, с кем из них сама Божья Матерь. Только ей дано делать выбор.

— Помилуй нас Боже, если мы выбрали неверную сторону, — негромко проговорил он, крестясь. — Тут ты верно рассудил, Аурелио. Нужно быть готовым к любому исходу.

4

Как-то, еще в родном мире, Влад вполглаза посмотрел передачу о Гаване. Красивый город, умудрившийся и к двадцать первому веку сохранить всю свою прелесть и наследие прошедших веков, несмотря ни на что. Жемчужина Карибского моря, прекрасный, совершенно испанский город… Господи, чем же он так провинился перед тобой?