— Восемнадцать часов ровно, — механически проговорили часы.

— Всё, иду-иду! — сказал он машинально. Работа всегда оставалась на первом месте, несмотря на маленькие слабости. — Ну и противный же у тебя всё-таки голос! — комически рассердился он на бездушный аппарат.

— Ну как, угадали? — девушка смотрела на него с любопытством.

— Мусоровоз! — удовлетворённо отозвался он. — Не зря ждал, на целую неделю задержали! Потрясающие детали, наощупь чувствуется.

— Почитать вам как обычно?

— Нет-нет, спасибо. Сегодня ко мне Ира зайдёт.

— Молодец, сейчас дети редко заботятся о родителях.

— А обо мне не надо заботиться! — без обиды, хотя и с нажимом произнёс он. — Сам всех тяну! И бывшую жену, и нынешнюю, и Иришку.

— Сколько ей?

— Двадцать четыре. Но папина помощь в любом возрасте нужна. — Его лицо осветилось нежностью. И, словно смутившись, он подчёркнуто деловито произнёс: «Легли? Сейчас приступим».

— Ну, как ваши дела? — подошёл он к массажному столу.

— Да как всегда, одни проблемы. И за окном мерзко: утром встаёшь — темно, с работы выходишь — снова темно. Тоска, хоть в окна не смотри, — она сбоку наблюдала за ним. — А это что за модель? Я таких не видела, вроде.

— О, это уже усовершенствованная. Выполнена, кстати, отлично, на удивление!

— Всё на месте или как в тот раз?

— Да нет, тут они постарались. В прошлый раз тоже всё было на месте, но выполнено уж очень схематично. Да и сама модель — "школьный автобус" — ну согласитесь, совсем неинтересна. Даже дворники поленились приделать. — Он растёр руки кремом и приступил к работе. По комнате рассыпался запах летних луговых цветов.

— А вы видели? — удивилась она, тут же смутившись от некорректности вопроса.

— Да, старые автобусы — успел. И мусоровозы застал. Кабины у них были зелёные сначала, а потом стали выкрашивать в оранжевый.

— По-моему их как не крась, всё равно отвратительно пахнут. Никогда не понимала, почему люди выбирают профессию мусорщика, — она сморщила нос и коротко выдохнула.

— Да-да, запах от них во все времена был достаточно гадкий. Но идея… Мусоровозы, бетономешалки, асфальтоукладчики — всё это произведения инженерной мысли… Что-то я заговорился, — одёрнул он себя. — Так не больно?

— Нормально!

— Вот и отлично, — массажист работал не спеша, выверенными плавными движениями. Затем достал из кармана носовой платок, чтобы не испачкать аппаратуру, подошёл к музыкальному центру и через ткань аккуратно начал нажимать кнопки, выбирая что-нибудь под настроение. — Шопен. Успокаивает.

Лёжа, она разглядывала стеллажи, уставленные моделями машин, танков, самолётов. Их ровные, как будто по линейке вымеренные ряды не менялись годами, только добавлялись новые полки. Плавно сменяющие друг друга мелодии и размеренные движения массажиста умиротворяли, наполняли покоем. Комната как будто дремала в этом привычном замедленном ритме.

— А серию вертолетов ещё не выпустили?

— Да не дай Бог, что вы! — рассмеялся он. Это ж мне новый шкаф заказывать придётся, — улыбка удивительно шла ему, лицо становилось значительно моложе.

— А вы только готовые коллекционируете? Ау, больно. Только можно сегодня без хруста? А то мне страшно даже.

— Конечно, можно. Кто ж вас заставляет — не хрустите, — добродушно усмехнулся он. — Да, теперь могу только готовые. Лет пятнадцать назад, пожалуй, мог бы собрать, но тогда простых в сборке моделей не выпускали. Как-то купил подводную лодку, но детали совсем мелкие оказались. Другу отдал — пусть мучается. — Он водил подбородком в такт движениям рук.

— Ай-ай, правда больно, Максим Иванович!

— Не обращайте внимания!

— Но это мои пальцы, как мне не обращать: вдруг сломаются — ходить не смогу! — при каждом хрусте она зажмуривалась, вжимаясь в массажный стол.

— Пока ещё все уходили сами. Ну вот и всё, отлично справились! Одевайтесь, а я пойду передохну.

— Спасибо!

До следующего пациента оставалось двадцать минут, его руки потянулись к телефону. Пока наливал чай, раздражающие пустые гудки прервались:

— Да, папуль!

— Ириш, привет! Как дела у тебя? Всё в силе? — он любил слушать голос дочери, но всё время сдерживался, чтобы не звонить чаще, боясь надоесть.

— Па, я не успела набрать! Да ужасно дела! За машиной в сервис приехала, а они, представляешь, закрасили царапины, а на свету видно, что цвет вообще не потрудились подобрать! Пятно на полдвери! Ну как так можно?! Элементарный вишнёвый смешать не могут, закрасили обычным малиновым!

— Обидно, наверное. Ну ты не переживай, Может, не очень заметно будет. Это же не самое главное в машине, главное — что ездит.

— Шутишь?! Ещё как заметно! Скандал им закатила, вызвала директора! Обещали за три дня исправить.

— Ого, ты молодец, боевая. Тут у меня последний пациент остался. Как раз успеваю в кондитерскую. Тебе как обычно? — он улыбнулся, предвкушая вечерние посиделки с её любимыми пирожными и длинными разговорами.

— Папу-у-уль, — протянула она по-детски. — Я не смогу сегодня. Видишь, как с машиной вышло. Я из-за этого с Мишкой не увиделась, а мы с ним договаривались в кино сегодня, он так давно ждал — обидится…

Улыбка соскользнула, оставив на лице выражение неловкости. Он поспешил успокоить дочь:

— Ириш, конечно, сходи с ним. А мы с тобой в следующий раз.

— Точно, па? Ты не обидишься? Видишь, кто ж знал!

— Да-да, — заторопился он. — Когда там у тебя будет время, тогда и увидимся. Зачем же мне обижаться, я всё понимаю.

— Спасибо, папуль! А то он такой обидчивый стал, ссоримся постоянно. Фильм, уже две недели идёт, а я всё выбраться не могла. Мишка злится, мол, не на боевики же меня тащит, как мужики обычно, нормальное кино, а я всё времени не найду.

— Расскажешь потом?

— Для вас как всегда включен подробнейший пересказ: сюжет в деталях, спецэффекты, операторская работа, киноляпы — всё, что уловит наше вездесущее око! — пародийно пропела она в стиле ведущих ток-шоу.

— Да, пожалуйста! — рассмеялся он. — И ещё сладкий поп-корн, будьте добры!

— Нет уж, от нас только дикторские услуги. Кстати, тебе там кто-нибудь сможет журнал почитать?

— Да, как раз сейчас пациентка предлагала. Мы с ней чая попьём. Всё нормально, не переживай. А ты со своим помягче, ссоры — они ведь, Ириш, — всё потихоньку разрушают… — Ему захотелось обнять её покрепче, и лицо снова засветилось улыбкой, нежной и мягкой.

— Вот и отлично! А мы во вторник увидимся! Целую!

— До вторника! Береги себя! — Дочь отключила связь, он договаривал уже молчащему телефону, — обнимаю, очень соскучился.

До вторника оставалось ещё четыре дня. Ждать он привык с детства, после того злосчастного гриппа, когда мать начала замечать в его тетрадях расползающиеся строчки. Тогда пролёживая неделями в больницах, пока очередной врач не вынесет свой вердикт, ему оставалось только ждать. Ожидание было тяжёлым,