видели все другие, он едва не умер от страха. Он вообразил, что не был сыном того человека, которого считал своим отцом, и именно потому не видит сукна. Он очень испугался и подумал, что потеряет королевство, если расскажет об этом другим. И вот он начал очень хвалить сукно, стал усердно поддакивать ткачам. Вернувшись к себе, он продолжал восхищаться сукном, описывал придворным его фигуры и рисунки, но спокойствия в его душе не было. Через два или три дня он приказал своему визирю пойти и посмотреть на сукно. При этом он рассказал визирю, какие чудеса видел на сукне. Визирь отправился. Войдя, он увидел ткачей, которые как будто работали и говорили все то же самое, что и при короле. Тогда и визирь попался в те же сети: он тоже вообразил, что не был сыном того человека, которого все считали его отцом, и что честь его погибнет безвозвратно, если люди узнают об этом. Поэтому и он принялся хвалить сукно, как и король, и даже превзошел его в похвалах. Вернувшись к королю, он рассказал, что видел сукно, что это самая восхитительная вещь в мире. Слушая визиря, король опечалился еще больше: он безусловно поверил ему и окончательно убедился, что его отец не был его настоящим отцом. Однако он не выдал своей печали и принялся еще сильнее расхваливать сукно и восхищаться искусством ткачей. На другой день он послал еще одного из своих приближенных, с которым повторилась та же история.

Что же еще сказать вам? Все попались на удочку — и король, и все его подданные; все они подчинились глупому страху, никто не осмелился сказать, что не видал сукна. Так тянулась вся эта история, пока не наступил большой праздник. Тогда все посоветовали королю для этого праздника нарядиться в новое роскошное сукно. Ткачи явились и принесли с собою большие свертки из очень хороших простынь; они стали делать вид, будто вынимают из этих простынь сукно, и спросили затем, какое платье угодно королю скроить из новой материи. Король сказал им, какое платье он хочет иметь. Тогда обманщики сделали вид, что кроят и снимают с короля мерку. Потом они ушли, сказав, что немедленно примутся за шитье. Наступил день праздника. Обманщики явились, подали королю несуществующее платье и стали наряжать его. А король позволял им все делать, не смея сказать, что сукна не видит. Затем он сел на коня и поехал по городу, и счастье его было, что стояло лето. Все увидели, что он гол, но никто не осмеливался сказать это, ибо каждый боялся потерять свою честь. На этом бы и окончилось все приключение и обманщики остались бы нераскрытыми, если бы не один негр, королевский конюх, человек пропащий, которому терять было нечего. Он возьми да и скажи королю: «Государь, мне совершенно все равно, кто мой отец, — тот ли, которого все признают за него, или другой, — а потому я и говорю вам, что или я слеп, или на вас нет никакой одежды». Король рассердился и стал бранить негра, стал говорить ему, что он не сын своего отца и потому не видит сукна, но слова негра услышал еще один человек и повторил то же самое; затем то же самое сказал другой, третий и так далее, пока король и все прочие не перестали бояться правды и не поняли, как ловко обманули их ткачи. Бросились искать, а их и след простыл. Они ушли, захватив с собою все, что получили от короля за мнимую работу.

Так и вы, сеньор граф Луканор, будьте уверены, что человек, который просит вас утаить от ваших доверенных людей сообщенную им тайну, хочет вас обмануть.. Может ли это быть, чтобы он желал вам больше добра, чем ваши родичи или облагодетельствованные вами люди, обязанные заботиться о вашей чести и выгоде?

Граф признал этот совет хорошим, поступил в согласии с ним и остался доволен.

Дон Хуан, найдя этот пример очень хорошим, велел записать его в свою книгу и прибавил следующие стихи:

Кто просит тайну скрыть от верных вам людей,

Тот скрыто действует для выгоды своей.

ПРИМЕР ТРИДЦАТЬ ТРЕТИЙ

О том, что случилось с орлом, цаплей и соколом инфанта дона Мануэля

В другой раз граф Луканор так беседовал с Патронио, своим советником:

— Патронио, мне случилось иметь много неприятностей и тяжб с разными людьми. Теперь дело уладилось, и вот одни мне советуют снова затеять какую-нибудь тяжбу, другие говорят, чтобы я мирно отдохнул, третьи, наконец, советуют начать войну с маврами. Никто лучше вас не может дать мне совета; потому прошу вас — укажите, что мне делать.

— Сеньор граф Луканор, — сказал Патронио, — если вы хотите поступить наилучшим образом, выслушайте, что случилось с отличными охотничьими соколами, в особенности же с тем, который принадлежал инфанту дону Мануэлю.

Граф попросил рассказать, как было дело.

— Сеньор граф, — сказал Патронио, — однажды инфант дон Мануэль охотился в окрестностях Эскалоны. Он пустил своего сокола на цаплю, и вот когда сокол поднялся с цаплей в когтях, на него полетел орел. Сокол со страху выпустил цаплю и бросился наутек. Орел, увидав, что ему не догнать сокола, отстал. Когда сокол увидел это, он опять ринулся на цаплю и приготовился прикончить ее. Тем временем орел опять вернулся, сокол снова принялся удирать, но орел и на этот раз не мог его догнать, отстал вторично, так что сокол вновь бросился на цаплю. Так повторилось три или четыре раза: то сокол бросался на цаплю, то подлетал орел, чтобы убить его. Когда наконец сокол понял, что орел не позволяет ему расправиться с цаплей, он оставил ее и вступил в бой с орлом. Орел не выдержал ударов сокола и улетел подальше. Тогда сокол вернулся к цапле и взмыл с нею, но орел опять вернулся. Снова пришлось соколу вступить с ним в