И тут меня сбивает с ног пониманием, что я не просто терплю его прикосновения. Сейчас все по-другому. Я ими наслаждаюсь.

Я отшатываюсь и резко отворачиваюсь в полном раздрае.

— Ну, что ты, ласточка? Что тебя так напугало? — он переходит на хриплый шепот, — Это же я. Не убегай.

И я замираю. Ну, как же я убегу, если сам сказал, что не отпустит? Стефан прижимает меня спиной к своей широкой груди, и я чувствую, как напряжены его мышцы. Я не делаю попыток отстраниться, и он сразу же этим пользуется. Ведет руками по вверх по животу к груди. Властным движением захватывает плечи, откидывает шубку и рывком разворачивает к себе лицом. Дыхание мое прерывистое и неглубокое. Стефан крепко прижимает меня за талию. Он больше ничего не делает, только сжимает в объятьях и смотрит. Не в силах преодолеть молчаливый призыв, я вскидываю голову и вижу, как в его глазах плещется расплавленное серебро.

— Стефан, не смотри на меня так, — шепчу ему.

В этот момент мужчина наклоняется и накрывает мои губы своими. Ловит ртом мой удивленный возглас. А во мне волнами поднимаются изумление, тепло, доверие, упоение. Внутри меня эмоций — крышеснос. И Стефан все это пьет с моих губ, как коктейль. Первоначально это были невесомые касания. Он будто пробует, но, не встретив сопротивления, углубляет поцелуй. Приоткрывает своими губами мои. Захватывает нижнюю и проводит по ней языком, посасывает. Я чувствую, как мои щеки алеют, и сердце начинает стучать гулко, быстро-быстро. Ноги подкашиваются, голова кружится. Как хорошо, что он меня держит.

— Какая ты… нежная, — бормочет он между поцелуями.

Стефан отрывается, только чтобы взглянуть в мои затянутые поволокой глаза. И снова исступленно терзает мой рот. В какой-то момент он стискивает меня слишком сильно. Мои раненые ребра отзываются моментальной протяжной болью, от которой я скручиваюсь и издаю жалобный стон. Стальной обруч рук раскрывается, и он в испуге смотрит на меня.

— Черт, прости-прости.

Огорчается Стефан и тут же хватается за надорванный ворот платья и в один миг раздирает его. Огромный лоскут зеленой материи кружится и опавшим листом ложится у моих ног. Я сдавленно охаю и, испытывая дикий стыд, закрываю руками почему-то не грудь, а лицо. Мне страшно, я не понимаю, что он творит.

— Пиздец, — сквозь зубы рычит Стефан.

Я отшатываюсь и собираюсь отступить. Мужчина не дает сделать ни шагу. Он осторожно, но крепко удерживает меня за бедра и легонько похлопывает по спине, как поглаживают, успокаивая, молодую строптивую кобылку.

— Тише-тише, милая. Посмотри на меня, — требует он.

— Я никогда тебя не обижу, — и поджимает губы.

Мрачная тень ложится на его лицо, словно ему больно от мысли, что я могу его бояться.

— Ты дашь себя осмотреть врачу?

Я медленно убираю руки и нахожу место, куда устремлен его взгляд. На ребрах проступили красные пятна от удара ботинком старшего охранника.

Я затравлено смотрю на него и молчу. Зачем он спрашивает, если знает, что нет?

Стефан понимает меня без слов. Осторожно сжимая по бокам, ощупывает мои ребра, еле касаясь, проводит ладонью под обнаженной грудью. Я передергиваю плечами, как в ознобе, и издаю какой-то булькающий звук. По телу бегут табунами мурашки. Все его прикосновения я переживаю слишком остро. Так и должно быть?

— Болит? — очень серьезен и сосредоточен.

— Щекотно, — фыркаю я.

— Хорошо, — кивает головой, — Трещины нет. Сейчас принесу мазь от ушибов.

Он уходит и возвращается с огромным черным махровым халатом и какой-то аптечной склянкой.

— Ты, наверное, хочешь сначала в душ?

Я соглашаюсь, и направляюсь в ванную.

Но, когда хватаюсь за ручку двери, мужчина останавливает меня.

— Я помогу, — он пытается пройти со мной или только делает вид, что пытается.

— Ты шутишь что-ли? Как ты себе это представляешь?

Захлопываю дверь пред его носом. Я крайне возмущена. Но внутри себя мне спокойнее, что Стефан, встретив отпор, не стал настаивать.

Душ расслабляет меня. Я стою под горячими струями в пене сандалового геля и думаю о непредсказуемости жизни. Вот, если бы мне пусть даже вчера утром кто-нибудь сказал, что в следующий раз я буду мыться в ванной Стефана, то я бы покрутила пальцем у виска. Но вот я здесь, и сейчас это кажется таким нормальным и даже правильным.

Когда вылезаю, то рассматриваю в зеркале след от удара. На розовой распаренной коже он выглядит еще безобразнее. Я не очень верю в чудодейственные свойства его средства, но послушно намазываюсь. Завтра все равно будет чернющий синяк.

В гостиной Стефана не оказывается. Я прохожу по коридору, завернутая в огромный халат. Его полы волочатся за мной как шлейф, а рукава пришлось закатать. Безусловно, эта вещь принадлежит Стефану, и мне становится лестно и даже радостно от осознания того, что у него попросту нет второго, женского халата.

Нахожу библиотеку или кабинет, потом натыкаюсь на пустую комнату с персиковыми стенами, а следом идет комната, через приоткрытую дверь которой раздается сопение. Потихоньку заглядываю туда и замечаю Стефана, лежащего на огромной кровати. Поверх одеяла, не раздеваясь, на спине, заложив обе руки за голову, он крепко спит. В вырезе расстегнутой рубашки мерно поднимется и опускается его смуглая мускулистая грудь.

Как он мог уснуть? Мне даже обидно становится. Сам же сказал, что не отпустит, а теперь спит. Я же могу… сбежать, например. Хорош сторож!

Только тут, в спальне меня накрывает пониманием, что я уже сутки нахожусь на ногах. Я никуда не хочу бежать. Аккуратно забираюсь на кровать и ложусь под одеяло на свободную сторону кровати.

***

На следующее утро просыпаюсь очень медленно. Обнаруживаю себя словно спеленатой крепкими объятьями Стефана. Ночная нега все никак не отпускает. Долго лежу с закрытыми глазами без движения, не решаясь начать новый день. Чувствую на шее, куда он уткнулся носом, горячее дыхание.

Сложно лежать неподвижно. Тело в одном положении затекает. Осторожно поворачиваюсь, отчего мужчина дергается, рывком прижимает к себе, и просыпается. Стефан встряхивает головой, будто резко вынырнул из бассейна. Видит меня, и морщинка, залегшая между бровями, разглаживается. Он разжимает руки и откатывается на спину.

— Сейчас душ приму и будет завтрак, — говорит он, поднимаясь с кровати.

— Хорошо бы, — мурлычу я.

Но есть на самом деле не хочу. Как только из виду скрывается его огромная фигура, на меня снова накатывает приятная истома, и я погружаюсь в дремоту.

Окончательно просыпаюсь, когда он вновь появляется в дверях, одетый в домашние спортивные штаны, топлес, с мокрыми чуть растрепанными волосами, вертя в руках вчерашнюю баночку с мазью.